Остальную сестру он искать не стал – она никуда не ходила без своих браслетов. И на этот раз, наверняка, не ушла далеко.
Мальчик побежал в сторону вельможных дворов.
Во дворе уже отпылавшего дома, где жил тюремный служка с навозным ртом, большая свинья объедала чей-то сгоревший труп.
«Держали свинью, чтоб ее съесть, а съела она», – подумал мальчик.
Растирая гарь и грязь по лицу, мальчик нагнулся и поднял оброненный кем-то еще не догоревший факел.
Наступал вечер, и повсюду было липко и душно.
На вельможных дворах были разбросаны украшения и чеканные тарелки, шелка и дорогие одеяния – всё это, кажется, вынесли из зданий лишь затем, чтоб разбросать.
Мимо мальчика прошел павлин с таким видом, словно его ничего не могло удивить и он давно ожидал большого непорядка.
Мальчик знал то здание, где неприметная дверь вела в подземную комнату, хранившую чиновничьи бумаги и разные рукописи.
По этому зданию в поисках еще живых горожан, едва заметные в окнах, бродили недоростки, даже не глянувшие на мальчика.
Возле нужных ему дверей никого не было, и мальчик с трудом отворил их.
Факел осветил человека, сидевшего возле самого входа; впрочем, куда ему было идти: комната оказалась совсем невелика.
Человек вжимал голову в колени, а руки держал на темени.
Минуту ожидая удара, но, так и не дождавшись его, он поднял голову.
Лицо его кривилось, глаза протекали, и губы шептали невнятное.
– Сын! – вдруг выдохнул он, танцуя кадыком. – Сын! – позвал он беззвучно, с мольбой, одними губами».
* * *
Сложилось так: если остаться там – сойдешь с ума. И если уйдешь оттуда – сойдешь с ума.
Я стоял у дома и смотрел на окна своей квартиры.
Пошарил в обоих карманах, обнаружил что-то угловатое, пластмассовое, поленился извлекать, какое-то время думал, что же там такое, потом вспомнил – игрушка, купленная в магазинчике у Алькиного дома.
Я погладил игрушке шершавую пластмассовую спину и пошел сходить с ума домой.
Дверь была открыта, в кои-то веки...
Стянул ботинки. О, мои белые носки...
Услышал голос жены, она читала детям в большой комнате. Что читала, я не разобрал, но отчего-то пугаясь услышать азбучные истины про Лору и норку, скорей пробежал в ванную комнату.
Запустил там воду, поспешно разделся и сел на еще холодное дно ванны.
Сидел, пристыв задом, в брызгах. Потрогал лицо – вдруг почувствовал, что губы улыбаются, но какой-то странной улыбкой, будто бы я начал говорить «Ы», но забыл, как произносится этот звук.
Ноги начал подтапливать ледяной поток, кожа побелела, но так было даже лучше – совсем хорошо стало бы, когда б она вовсе облезла.