Гордон подтвердил его слова, но больше не пожелал говорить о Робе. Как и Мередит Пауэлл, Роб Хастингс нашел его в пабе «Королевский дуб», и так же, как при разговоре с Мередит, Гордон велел Клиффу сделать перерыв, чтобы то, что хотел сказать ему визитер, осталось между ними. С этой же целью они прошли по тропе до пруда Айворт. На самом деле это был не пруд, а запруженный ручей, по которому плавали утки, а на берегах росли ивы, свешивая ветви в воду. Поблизости имелась небольшая двухэтажная автостоянка, и от нее дорожка уходила в лес, где почва была покрыта толстым слоем буковых и каштановых листьев, десятилетиями падавших на землю.
Они остановились на берегу пруда. В ожидании разговора Гордон закурил сигарету. Роб Хастингс, конечно же, станет говорить о Джемайме, а Гордону нечего было сказать о ней, кроме того, что Роб и так уже знал.
— Она ушла из-за нее? — спросил Роб. — Из-за той женщины в твоем доме? Я правильно понимаю?
— Вижу, ты говорил с Мередит. — Гордона утомила вся эта суета.
— Но Джемайма не хочет, чтобы я знал об этом, — продолжил Роб Хастингс, следуя намеченной линии разговора. — Она не хочет, чтобы я узнал о Джине, потому что стыдится всего этого.
Несмотря на нежелание обсуждать Джемайму, Гордон невольно нашел эту теорию интересной, хотя и абсолютно неверной.
— Как ты это себе представляешь, Роб? — спросил он.
— Я представляю себе это так. Она увидела вас вместе. Ты был в Рингвуде, а может, даже в Уинчестере или Саутгемптоне, а Джемайма поехала туда за припасами для «Королевских кексов». То, что она увидела, подсказало ей, что между вами что-то есть, вот она и уехала. Но она не смогла заставить себя сказать мне об этом, потому что ей стыдно, а она — гордая девушка.
— Чего стыдно?
— Стыдно, что ее обманули. Ей должно быть стыдно, ведь я с самого начала предупреждал ее, что с тобой что-то не так.
Гордон стряхнул на дорожку пепел с сигареты и растер его носком ботинка.
— Выходит, я тебе никогда не нравился? Что ж, ты удачно это скрывал.
— А что мне оставалось делать? Она сошлась с тобой. Я хотел ей счастья, и если бы ты сделал ее счастливой, то зачем бы я стал говорить, что почуял в тебе что-то плохое?
— И что же это такое?
— Ты сам скажи.
Гордон покачал головой, не в знак отрицания, а как бы говоря, что бесполезно объясняться, поскольку Робби Хастингс все равно не поверит ничему, что он скажет.
— Когда человек вроде тебя — вообще любой человек — невзлюбит кого-то, он во всем будет искать подтверждение своей правоты. Понимаешь, Роб, что я имею в виду?
— По правде говоря, не понимаю.