Пора снимать пафос. Для этого зайдем в русскую рюмочную напротив. Там тоже играет рояль. Не Чайковского, так, полупьяное танго. Играя, пианист неотрывно смотрит в ноты. Странные какие-то ноты! Подхожу поближе… На пюпитре стоит свежий номер русской газеты.
А что в коде? — Нотный магазин на задах „Карнеги-холл“, где есть все, чего душа пожелает? (Примерно так мне представляется рай.) Классическая музыка на вокзале „Пенсильвания-стэйшн“, превращающая вокзальную суету в меланхолический балет? Концерт итальянского тенора под открытым небом, открытым для всех, для тысяч людей, лежащих на траве, пьющих вино, зажигающих свечи, подставляющих лица музыке, смешивающейся с летним ночным ветром? Или — ангел?
Ангел. Который шел навстречу по Третьей авеню вечером 30 сентября (Вера-Надежда-Любовь и мать наша Софья): белое платье до пят, белые волосы, белый грим, крылышки из белых перьев за спиной, выкрашенный белой краской аккордеон. Мы поравнялись. Ангел оказался ангелицей лет пятидесяти. Ангелица запела „Подмосковные вечера“. Ангельское пение было очень фальшивым. Еще более фальшивым был аккомпанемент. Мне не пришло в голову сфотографироваться с ней, даже — спросить, как ее зовут. Неужели Верой?
Пианиссимо. Хор стюардесс за сценой.
Нью Йорк — Москва