Нет, он оградит Розамунду от духовного уродства, поселившегося где-то в глубине его существа. Впрочем, это качество жило во многих, едва ли не во всех мужчинах. Он установит ежегодную ренту и передаст ей последний из предположительно унаследованных бабушкой домиков. Это было наименьшее, что он мог сделать для этой отважной женщины, которую семейство Сент-Обин отправило было в ад и только теперь вернуло обратно.
Услышав снаружи крик, Люк поднялся с койки и быстро оделся.
— Розамунда! — Он потряс ее за плечо, но она даже не пошевелилась. Ему надо было идти — выяснить, что случилось на палубе. Люк выругался и сразу усмехнулся. Розамунда спала как ребенок, объевшийся сладостей на Рождество.
Розамунда резко пробудилась и обнаружила себя распростертой на полу каюты Люка. Корабль почти лег на борт. Создавалось впечатление, что он вот-вот опрокинется.
Она натянула сорочку и платье, отбросив корсет в сторону. Судя по всему, они вот-вот отправятся на морское дно, а перед Создателем можно предстать и не стягивая предварительно талию. Розамунда заколола волосы и выползла в дверь.
С немалым трудом, поднявшись на ноги, она начала трудное восхождение по трапу, молясь, чтобы Бог дал ей сил. Две сильных руки подхватили ее и выволокли на палубу.
— Оставайся с Брауном, — прокричал Люк, — и, Бога ради, привяжись к мачте, если возникнет такая необходимость. — С этими словами он устремился к матросам, работавшим на корме.
Судя по доносившимся до нее отрывистым командам, Розамунда поняла, что матросы поставили паруса, прежде чем подняли якорь, и теперь этот самый якорь за что-то зацепился и его невозможно освободить. Ветер, дувший в паруса, сильно кренил корабль на борт.
Люк прокричал какую-то команду и рывком сдернул с себя рубашку. В свете предзакатного солнца он был похож на дикого, необузданного античного бога: вечернее светило отражалось в бронзовой коже, волосы упали на плечи и лицо. От него исходило ощущение какой-то первобытной силы. Спуская паруса, он совершенно не был похож на лощеного аристократа, которого Розамунда впервые увидела в Эмберли. Сейчас он больше напоминал свирепого пирата, не думающего ни о чем, кроме золота.
И она лежала с ним в постели!
В этом не было никаких сомнений. Розамунда чувствовала себя крайне неловко, поскольку все на корабле знали о том, что произошло между нею и капитаном.
Она испытывала некоторый дискомфорт в том месте, где Люк проник внутрь ее. Одно только воспоминание о вещах, которые он с ней проделывал, заставило ее залиться краской. То, что приятно, может быть только греховным. Она вступила в интимные отношения с мужчиной, с которым не была связана узами брака, а значит, должна быть исполнена раскаяния.