— Забудь о том, что я вообще раскрывал рот, — вздохнул Люк.
— Ох уж эти герцоги! — Ата возмущенно всплеснула руками. — Ни на хорошие манеры, ни на почтительное уважение с их стороны рассчитывать не приходится.
— Тебе следовало об этом знать, — лукаво заметил Люк.
— Ладно, — раздраженно поморщилась она. — Люк, у нас серьезная проблема. Хватить болтать. У меня есть ряд идей, но мне нужна твоя помощь, чтобы убедить Розамунду.
— Да?
— Этот неприятный человек — Алджернон Берд — пришел, точнее, торжественно явился, в наш дом во главе шести простофиль, живущих где-то по соседству.
— По какой причине мы удостоились столь высокой чести?
— Понимаешь, они предложили… — Ата закашлялась. — …они предложили, чтобы…
— Они сказали, что я законченная шлюха, — спокойно сказала Розамунда, отведя глаза.
Голова Люка дернулась словно от удара.
— Что? Эти чертовы мерзавцы осмелились произнести это слово в моем доме?
Ата была слишком смущена, чтобы указать внуку на недопустимость употребления столь неподобающей лексики в присутствии дам.
— Почему меня не позвали?
— Тебя позвали! Но лакей сказал, что тебя нет в спальне.
— Но ты, конечно, сказала Берду, чтобы он убирался…
— Люк, многие видели, как ты вез Розамунду на «Сердце Каро», и с ней не было ни одной женщины.
— И не стоит забывать, — добавила Розамунда безжизненным тоном, — что несколько часов спустя я вернулась в весьма живописном виде. Трое свидетелей в порту с восторгом описывали цветные полоски на одеяле, в которое я была завернута. Конечно, мне следовало их поправить, поскольку полоски были все же не на белом, а на кремовом тоне.
Было непонятно, как эта женщина держалась и даже выглядела спокойной.
Вероятно, стыд, который она вынуждена испытывать от общения с семейством Сент-Обин, будет преследовать ее всю жизнь.
— Так, ну и какова была цель визита? — поинтересовался герцог. Его голос дрожал от с трудом сдерживаемой ярости, затопившей его до краев.
— Сообщить, что все предупреждены о моем недостойном поведении. И если некоторые соседи еще надеялись, что долгое уединение после замужества изменило мой характер, теперь стало очевидно, что я всего лишь… как бы это сказать… Короче говоря, люди обеспокоены, что я могу совратить богобоязненное население Корнуолла. Они предложили мне покинуть приход.
— Черта с два ты это сделаешь! — рявкнул герцог, потом взглянул на промокательную бумагу в чернильных разводах, которую держал в руке, скомкал ее и швырнул в холодный камин.
В полной тишине громко тикали часы.
— Ты немедленно выйдешь за меня замуж, и пусть кто-нибудь осмелится бросить в твою сторону хотя бы один косой взгляд!