Култаков расхаживал по кабинету, снова что-то ища и недовольно поглядывая на часы. Генерал даже заглянул под стол, второй раз открыл шкаф, где хранилась одежда. Скачко сидел у стола. Генерал вернулся к столу, увидел рапорт полковника об отставке «в связи с пошатнувшимся здоровьем и личными обстоятельствами» на столе, тотчас нахмурился, схватил рапорт, разорвал его на мелкие части и выбросил в корзину. Задиристо посмотрел на Скачко.
– Вот и все, что осталось от твоего рапорта об отставке! У меня нет запасных людей! – сердито бросил он. – Твоя жена – это твои проблемы! В нашей истории ее имя фигурировать никак не должно. Это приказ! Ни в допросах, ни в рапортах.
– Там еще уйма фотографий, – добавил полковник. – Они фигурируют в деле как вещдоки.
Полковник усмехнулся, но генерал тотчас поморщился. Он тяжело переживал все происшедшее.
– И уж тем более никаких фотографий! Скажи Бокову, чтоб все документы привел в соответствие. Тут такое дело затеваем, а он туда твою бабу приплел!
Генерал рубанул рукой воздух.
– Слушай мой приказ! Поезжай в Кострому, познакомься, наведи мосты с этой торговкой. Сам говоришь: она важный свидетель, тем более что ее сын теперь у нас!
– Я собирался Бокова туда послать, он уже познакомился с Платоновой, сказал, что контакт установил…
Но генерал тотчас перебил его:
– Еще чего выдумал?! Поедешь ты! Боков вообще не по женскому профилю! Где мой доклад, в конце концов?!
– У вас в портфеле.
Генерал огляделся, заглянул, как водится, под стол, но уже и портфеля нигде не нашел.
– А портфель-то мой где?! – рассердился Култаков. – Это еще что такое?!
– Его шофер унес.
Генерал рассвирепел:
– Ну, я ему задам! Совсем спятил! Без спроса забирать мой портфель?! Вот идиот!
И он выбежал из кабинета.
Еще подходя к дверям своей приемной, Беркутов услышал оттуда игривый голосок Кости, своего сына. Дверь же в приемную была чуть приоткрыта. Георгий Константинович на мгновение остановился у двери.
– Вообще-то твой обожаемый артист не мужской ориентации! – рассмеялся Костя.
– Как это не мужской?! – послышался недоуменный голосок Люси. – Но он же такой крепкий, плечистый!..
Костя что-то зашептал ей, видимо, на ухо, и Люся от души засмеялась.
– Боже мой, какой ужас! – выпалила она.
Беркутов не выдержал, вошел в приемную. Люся смолкла, а Костя, стоявший позади Люси и обнимавший ее за плечи, резко отошел от нее и церемонно поклонился отцу.
– Привет, Костя! Ты ко мне?
Костя взглянул на Люсю.
– Да нет. Решил пригласить вот Людмилу Евгеньевну на премьеру в Малый театр, а у нее прямо-таки архинеотложные дела. Я в немалой степени был огорчен!