Старшинов серьезно и внимательно посмотрел на него, присел на пенек. Вытащил сигареты, закурил, не торопя Беркутова с рассказом.
– Представляешь, пошла к подруге встречать Новый год. Выпила шампанского, голова закружилась, ну и согрешила с однокурсником, а нам ничего не сказала. Когда Лида все это обнаружила, делать аборт было уже поздно. А парень-то неплохой! Когда узнал, что Веруня забеременела, пришел к нам с цветами, стал просить ее руки, умолял Веру выйти за него!
Беркутов вздохнул.
– И чего? – не понял Старшинов.
– А она ни в какую! Вот тебе новое поколение! – Беркутов помолчал. – Хотя я большой трагедии в этом не вижу. Выходить замуж надо по любви. Мы с Лидой даже подумываем сами, так сказать, удочерить будущего ребенка. Но Веруня пока об этом не догадывается. Пусть сначала родит, а там видно будет!
Беркутов срезал подберезовик.
– Н-да! Что ж, надо новый тайник готовить! – он задумался. – Я не против! О-о-о!
Старшинов присел, вытащил нож и, не торопясь, срезал крепкий боровичок. Стал гриб рассматривать.
– А этот куда? – залюбовался боровиком и Беркутов.
– Этот тоже для грибовницы! Еще парочку таких красавцев – и можно сворачивать культпоход.
Старшинов хмыкнул, но возражать не стал.
– А стряпать-то кто будет?! – не понял он. – То есть грибовницу варить?!
– Как кто? – Беркутов улыбнулся. – Да я тебе такую грибовницу заварганю, век не забудешь!
Старшинов удивленно хмыкнул.
– Ты, я вижу, на все руки мастер! – усмехнулся он. – А в лесу все же неплохо. Обо всем забываешь! Экий ты молодец, что такой культпоход придумал.
Он вздохнул полной грудью, раскинул руки в стороны, глядя на молоденькие деревья на опушке.
Красный диск заходящего солнца медленно заваливался за горизонт. Теща отмыла от грязи под садовым краном ноги и руки, присела на крыльце. На грядках трудился один Ширшов. Он как остервенелый продолжал выкапывать картошку. В наступавших сумерках его фигура уже еле угадывалась. Приплелась пузатая Тоня, присела рядом с матерью, привалилась к ней.
– Где мужик-то? – спросила Тоня.
– Вон! С ума сошел! – Мать кивнула головой в сторону огорода.
Тоня поглядела, куда указала мать, и увидела, как муж остервенело продолжает копать картошку. Недовольно покачала головой.
– Чего это он?
– Вот и я ему о том же говорю: ночь на дворе, пошли, зятек, по сотке тяпнем и на боковую! – в недоумении рассуждала теща. – А он как глухой: не слышит ничего! Тормоза у муженька твоего сорвало! Что делать теперь, я даже не знаю.
Тоня обернулась, с тоскливым лицом посмотрела на то, как ее муж продолжает яростно копать картошку. На ее глаза навернулись слезы. Мать широко, с подвывом зевнула.