Церковь была небольшая, но тихая, чистенькая. Беркутов, не спеша, разглядывал старые, потемневшие иконы, развешанные по стенам, когда к нему из-за алтаря вышел священник. Тот был уже в преклонных годах, но живой и острый взгляд выдавал духовную мощь его натуры. Беркутов приблизился, перекрестился, а потом и поклонился святому отцу.
– Я Беркутов Георгий Константинович, – негромко проговорил он, и священник кивнул.
– Да-да, мне передавали.
Беркутов оглянулся. В церкви, шаркая подошвами, ходили две старухи, выбирая из чаш для свечей недогоревшие огарки и протирая церковную утварь.
– Извините, я мог бы с вами поговорить наедине? – обратился Беркутов к батюшке.
Священник пристально взглянул на него.
– Ты хочешь исповедоваться, сын мой?
Беркутов кивнул.
– Только я неверующий, даже наоборот, состою в коммунистической партии, так что… – Он запнулся, вытащил платок, вытер испарину.
Легкая улыбка мелькнула на губах священника. Он сочувственно взглянул на Беркутова.
– Мы никому в исповеди не отказываем!
– Только давайте назовем это разговором. Или беседой, мне так будет легче!
– Как вам угодно. Прошу!
Он провел Беркутова за алтарь, в небольшую комнату, где хранилась церковная утварь. Они присели на деревянную скамейку. Священник взял в руки крест.
– Я вас слушаю! – сказал он.
Георгий Константинович на мгновение задумался.
– В последнее время я часто думаю, что обеднил себя, лишив общения с Богом. Меня скоро арестуют, я стану изгоем, врагом государства, и все будут требовать моего расстрела, казни, распятия, как это все уже было не однажды, вы помните, а Бог, как мне кажется, никогда бы не оттолкнул меня от себя! Ведь правда?
Священник кивнул.
– Господь ко всем милостив! – кротко выговорил он. – Особенно к раскаявшимся!
– Вот я и хотел спросить: мог бы я молиться Господу и разговаривать с ним?
– Вы крещеный? – спросил священник.
– Да, бабушка в детстве меня тайно окрестила, надела крестик, и я всю войну носил его, даже Бога вспоминал на войне. Оттого, видимо, Господь меня в живых и оставил. Ни одного ранения не получил. А как только крестик снял, так и начались напасти!
Священник снова кивнул.
– А за что вас собираются арестовывать? – поинтересовался священник.
– Они считают, что я вор, взяточник! Но все, что я зарабатываю, я зарабатываю своим трудом, с детства чужой копейки не взял. Да, законы, возможно, нарушаю. Они меня осудят, но Господь пусть сам рассудит. Так можно?
– Можно!
Беркутов заулыбался, поднялся со скамейки.