Веселье в городе, получившем «долгожданное демократическое правительство», набирало силу. Как бывшего «желтого тигра», знавшего английский, Палавека переманили вышибалой в бар «Сверхзвезды» в квартале Патпонг, «самом брызжущем весельем, очарованием и гостеприимством квартале Бангкока», как писала в бульварном издании «Куда пойти?» журналистка, ставшая его подружкой. Вскоре она перетащила Палавека на должность швейцара в «Королеву Миссисипи». А потом, вложив кое-что в бизнес с запрещенным собачьим мясом, за которым гонялись эмигранты из Вьетнама, он и сам купил место официанта в «Розовой пантере».
— Есть люди, которые выпустят горожанам их вонючие кишки. Если не у нас, так поблизости, — злословил швейцар из бара «Сахарная хибарка».
Они вместе иной раз тащились с работы на рассвете, серые и потускневшие, как улицы в этот промежуток между мраком и днем. Сестра швейцара работала в массажной «Ля шери», зарабатывала прилично и называла брата «красным». Планировала, поднакопив, податься на юго-восток, где бы никто не знал ее прошлого, выйти замуж и прикупить земли. Швейцар тоже хотел бы, но едва сводил концы с концами. Поэтому и ненавидел город, что лишился земли.
Палавек ненавидел Бангкок иначе. Провожая клиентов с фонариком через затемненный зал к столику, ловил себя на мысли, что, если кого и считать «красным», так уж скорее его...
Теперь на сампане «Морской цыган» он возвращался в Бангкок.
Солнце тронуло море. Световая дорожка, по которой уходил от заката «Морской цыган», сужалась на глазах. А когда фиолетовые облака упрятали светило, она расплылась золотистым эллипсом.
— Ночь будет беззвездной, — сказал Нюан Палавеку. — Благоприятно для высадки.
— Да...
Старик тронул свой амулет — клык тигра с фигуркой Будды.
Палавек припоминал очертания прибрежных островов, которые не раз зеленой сыпью мерцали перед ним на экране локатора. Его вторая родина — пятна белого песка, мангровых зарослей и согбенных под ветрами пальм с растрепанными челками. Прокаленные солнцем, умытые туманами, исхлестанные бурями, овеянные легендами куски суши. Никогда не был он и, наверное, никогда не будет так счастлив, как последние четыре года, полные погонь, риска и высокой справедливости. Лучшая пора в жизни, видимо, оборвалась в ловушке, расставленной Майклом Цзо.
...Сестра швейцара из «Сахарной хибарки» написала летом 1978 года из местечка Борай близ юго-восточной границы, где открыла «Шахтерский клуб»: не томись в Бангкоке, выезжай — дел много, людей, достойных доверия, мало, будешь если не мужем, то компаньоном. Ее брат прокомментировал нацарапанное посланьице в том смысле, что вот-де землей не обзаведешься и за деньги, которые увезла сестрица. Хрупкая птичка, предававшаяся мечтам о замужестве и детях, судя по названию заведения, занялась спекуляцией камнями.