— Предателю — смерть, Длинный Боксер?
— Как приговорят братья.
Матрос в белой форменке за наручники рывком поднял механика, потом бывшего солдата. Рука механика, сломанная в запястье, вывернулась наружу. Изуродованная кисть символизировала то, во что в течение нескольких минут превратилось «Братство морских удальцов», соприкоснувшись с Майклом Цзо и могуществом денег, которые стоят за ним. Правильным ли был путь?
— Смерть предателю, — сказал механик.
— Смерть предателю, — сказал бывший солдат.
Радист ушел под воду почти без всплеска. Длинный Боксер сжимал и разжимал пальцы левой руки. Он был левшой, и его коронным ударом все еще считался «кошачий коготь».
— Один из учеников Конфуция говаривал: не человек, не земное и не небеса вызывают интерес, а пламя, которое пожирает и человека, и землю, и богов... Все — на «Лунатик»! — распорядился Цзо.
— Я могу проститься со своими? — спросил Палавек.
— С кем-нибудь одним. Можно с механиком.
— Механик, — сказал Палавек. — Ты не горюй, механик.
Именно перед ним хотелось оправдаться, заручиться пониманием. Пониманием чего? И в мыслях не было, что он, если все пройдет удачно в Бангкоке, не вернется к ним.
Цзо, отвернувшись, любовался морем.
— Мы верим тебе. — Черное от ссадин лицо механика искажала боль. — Видно, курс держали не тот. Лучше об этом — потом. Мы будем думать, ожидая тебя. Ты нам верь тоже.
Их увели на «Лунатик» с уже запущенным двигателем...
Потом произошла встреча с «Морским цыганом», на борту которого Абдуллах ждал своего часа и своего хозяина Майкла Цзо.
Едва над сине-желтым мелководьем близ острова Тарутау закудрявились макушки мангровых зарослей, к которым «Морской цыган» подошел через три дня, старый Нюан скомандовал «стоп машине». Под лучами закатного солнца скользнули в прозрачную воду лапы большого якоря. На мачте повисли три голубых шара — сигнал постановки сетей. Седловина на вершине острова курилась легкими облачками.
К ночи в полутораста метрах прошел сторожевик с бортовым обозначением «Полиция». На мостике блеснули линзы прожектора. Прикрыв ладонями бинокль, Палавек различил подсвеченное приборной доской скуластое лицо рулевого, растопыренные локти командира со сдвинутой на затылок фуражкой, расчехленную скоростную пушку. Обойдя «Морского цыгана» с обоих бортов, сторожевик лег на южный курс, к границе.
— Абдуллах! — позвал из кормовой каюты Нюан.
Подбирая шлепанцы, малаец соскочил с крыши надстройки. Приторный аромат марихуаны тянулся от его сигареты.
— Ныряй! Захотелось лангустов, — распорядился старик.
— Жизнь прекрасна! Вы — справедливый человек, хозяин.