— Ура защитникам родины и национальных ценностей!
Человек с кофром и термосом покосился на единомышленника. Несвежая тенниска с вышедшим из моды языкастым воротничком, мятые брюки, сандалии на босу ногу, дерюжная торба с пожитками, пластмассовые очки в царапинах.
— Слушай-ка, парень! Дотащи до стоянки машин мои вещи. Получишь двадцать бат.
— Вы... иностранец! Вы предлагаете мне подзаработать в этот ответственный час для нашей безопасности?! Патриотов вам не купить! Ура защитникам национальных ценностей!
— Ура! — ответил здоровяк. — Однако у вас нет оснований считать меня иностранцем...
Стоявшие поблизости отводили глаза. Ура-патриотов принимали за подвыпивших. В тот момент только отдельные слова разобрал Бэзил, остальное Кхун пересказал по-русски в такси.
Бэзил тронул его за рукав, кивнул в заднее окошко такси, в котором они ехали. Следом, лишенный из-за воинских грузовиков возможности обогнать такси, величаво плыл перламутровый «крайслер», сверкавший хромом, с номерным знаком из четырех восьмерок. В машине сидел знакомый по вокзалу здоровяк.
— Ого! «Большие деньги» — толстосумы демонстрируют мощь... Но на меня им наплевать, — сказал Кхун. — Я нахожусь вне сферы их интересов. Вот Пратит Тук, которого убрали, пожалуй, их больше интересовал...
— Чья такая карета?
— Их шесть. Помимо «крайслера», три «мерседеса» и два «роллс-ройса». Все имеют номера из четырех восьмерок. По поверью хуацяо, цифра является мифологическим воплощением денег и их всесилия. Чан Ю, хозяин роскошных тачек, заплатил за каждый номер по сто пятьдесят тысяч бат на специальных торгах в дорожной полиции.
— Чан Ю еще жив?
— Никто не знает в точности. Возможно, дряхлый проходимец здравствует, возможно — нет. Чтобы сохранить авторитет «больших денег», нужна таинственность. Известно, что Чан Ю выбрал Чиангмай для проживания из-за здорового климата и обретается в специальных апартаментах гостиницы «Чианг Ин» на последнем восьмом этаже, блокированном наглухо. Один бедовый офицер из армии сунулся было туда в связи с расследованием опиумного бизнеса и оказался уволенным. Вот так-то!
— Тогда твой отказ услужить человеку Чан Ю или, во всяком случае, человеку, за которым приехал на вокзал его «крайслер», может тебе дорого обойтись.
— Ты же не новичок на Востоке, Бэзил! Да плюнь я в рожу Чан Ю публично, он не шевельнется. Разве я запустил руку в его кошелек? А вот возьми я оттуда десяток бат, мне бы тогда несдобровать...
Кхун помрачнел, съежился в углу оклеенного пластиком сиденья. Пальцы, сжатые над торбой, шевелились. Сказал: