Когда читаешь эти признания подряд, на каком-то дальнем эпизоде — двадцатом или тридцатом — вдруг ловишь себя на мысли, что потерял ощущение непрекращающегося кошмара. Рассказывает себе человек и рассказывает. Один случай, другой, третий. Складно рассказывает, похоже, не врет.
Если вы уже стряхнули с себя натуралистический бред, если сумели это сделать с первого раза, если вообще сумели это сделать, то, пожалуйста, забудьте его на время, выкиньте из головы, наберитесь сил на будущее. А пока — отвлекитесь на что-нибудь. Например, оцените слог.
Возможно, в протоколе допроса кое-что смягчено и подредактировано, но, обратите внимание, — ни одного непечатного выражения, сплошь деликатные эвфемизмы и термины, свойственные скорее учебникам по медицине. Ни следа ненормативной лексики. Для всего находятся правильные слова, каждое в отдельности вполне приличное.
Следователи ничего не приукрасили — он и вправду не переносил нецензурщины. Сам никогда не матерился и терпеть не мог, когда в его присутствии мужчины пересыпали речь матерщиной. Однако неприличные слова и выражения знал и по меньшей мере один раз употребил такое словцо в письменной речи, впрочем, для благообразия изобразил его латинскими буквами. В юности от чужой матерщины краснел, в зрелом возрасте молча уходил.
А слог — это от приличного образования. Он окончил Ростовский государственный университет, между прочим, получивший впоследствии имя замечательного стилиста и культуртрегера М.А.Суслова. И не какой-нибудь естественный факультет, где всю подноготную выкладывают без прикрас, а филологический. Не был чужд, как говорится, изящной словесности. Впрочем, филолог нынче массовая профессия, вроде шахтера или бизнесмена. Кто только не филолог!
Как-то мы пересказывали вкратце эту историю режиссеру Ролану Быкову. «Филолог! — воскликнул Ролан Антонович. И задумчиво протянул — медленно, сквозь вытянутые трубочкой губы: — Фи-ло-лог… Вот она наша жизнь — сплошная филология. Вы бы так и назвали вашу книжку: «Фи-ло-лог».
Нам не захотелось. В его устах это греческое слово, обозначающее почтенную профессию, прозвучало не то как ругательство, не то как оскорбление.
Много лет спустя, когда филолога арестуют по подозрению в совсем других убийствах, во время долгого следствия и не менее долгого суда то и дело будут возникать вполне обоснованные сомнения — а вменяем ли подследственный и подсудимый? И способен ли вменяемый совершить такое?
Вот в чем сволочная штука — способен.
«Я встал, оделся и решил избавиться от трупа».
Оделся он быстро, оглядел себя в зеркале — все ли в порядке, нет ли следов крови. Поправил одежду на убитой девочке. Тщательно вытер пол, затер пятна крови. Поднял легкое тело и направился к выходу.