– Мариана, – с достоинством подняв голову, ответила Марта, – начинай, когда сочтешь нужным; я могу потерпеть.
– Как хочешь.
Вошла Сонсолес с подносом, на котором стоял кувшин с водой и три стакана, в одном из них болтался кусочек лимона и что-то пенилось.
– Опять тоник, смотри, как бы тебе не перебрать, – поддела ее Марта.
Сонсолес вздохнула, изобразила ехидную гримасу и сделала Марианне знак, что та может начинать.
– Хорошо, – сказала Мариана, устраиваясь на диване поудобнее. – Марта, насколько я знаю, на втором вечере, который устраивал у себя Рамон Сонседа, был и судья Медина.
– Ага, – отозвалась Марта из-за стакана с водой.
– И его не было на первом вечере Сонседы по случаю начала летнего сезона.
– Конечно, – удивилась Марта. – Ты не можешь этого не знать: ты ведь там была.
– Ну теперь я вижу, что ты совсем проснулась, – с упреком сказала Сонсолес.
– Да, я там была, – сказала Мариана. – И ты разговаривала с судьей Мединой, я имею в виду, на втором вечере.
– Разговаривала? – удивилась Сонсолес.
– Сонсолес, пожалуйста, не мешай мне, – попросила Мариана, видя, что Марта начинает раздражаться. – Я уйду, тогда и ругайтесь в свое удовольствие.
– Все, я молчу. Извини, – недовольно сказала Сонсолес, пересаживаясь на другой конец дивана.
– Итак, ты разговаривала с ним довольно долго, верно?
– Да. Честно говоря, он был такой нудный… а я такая веселенькая, – сказала Марта и посмотрела туда, где сидела сестра. – Разве иначе я бы терпела его столько времени?
– Терпела? Что именно? – спросила Мариана.
– Он был… как бы тебе сказать… таким занудой. И учти, я удрала от него, как только смогла.
– А о чем вы разговаривали?
– О чем? Ну, я не знаю… о его подвигах. Ты же знаешь, стоит на минуту потерять бдительность, как мужчины тут же начинают тебе объяснять, как хорошо они все делают, и какие они изумительные. Им даже в голову не приходит, что тебе, может, начхать на это.
– А о каких подвигах он тебе рассказывал?
– Ой, я не знаю. Ну, про свои дела, про приговоры, которые он выносил как судья.
Мариана подумала.
– Ты помнишь какое-нибудь из них? – спросила она.
– Дела, про которые он мне тогда рассказывал? Да нет, не особо… – Марта задумалась так глубоко, что Мариана забеспокоилась, не закружилась ли у нее голова; но тут она очнулась. – Да, – сказала Марта, – помню. История с каким-то дурацким наследством, кому-то там отрезали голову… Нет, это другая история, про человека, который четвертовал людей; эту тоже судья мне рассказал, зверство жуткое. И потом… Ну и денек ты, дорогая, выбрала для расспросов. – Марта опять задумалась. – Про наследство это другая история, там тоже кого-то убили, только я не помню, кого; мне все равно, а тогда тем более все равно было, потому что меня только одно интересовало – чтобы он руки не распускал, а он пытался: старик из тех был, кто делает вид, что все само собой выходит, как ни в чем не бывало… Да, вот что я хорошо помню, так это историю про мальчика, она на меня так подействовала, что я этим воспользовалась и удрала от него. И знаешь, я думаю, что судья был высокомерным и тщеславным; заметь, я тебе прямо это говорю, может, до меня тебе этого никто и не говорил, хотя, конечно, в обаянии ему не откажешь. Да-да, и нечего на меня смотреть, не я одна так думаю. Во всяком случае, это был не мой тип, просто я была тогда очень веселенькая.