Возвращаемся домой. Жирмундский за рулем что-то посвистывает, улыбается. А я молчу. Столько узнал, что не разложишь в мыслях, как пасьянс на столе. А вдруг сойдется?
— А ведь я знаю, о чем думаешь, товарищ полковник, — замечает многозначительно Жирмундский.
— О том же, что и ты.
— Я свое уже додумал. Я моложе, и у меня быстрее реакция. А ты сейчас комплектуешь вопросы, вытекающие из рассказа Линьковой.
— Кстати, зла она на Ягодкина, по-бабьи зла, хотя и притворяется равнодушной.
— Ее понять нетрудно: наш Ягодкин — личность явно несветлая. Но рассказ-то ее, если из него личные обиды вычесть, любопытен. И без вопросов не обойдешься. Почему солгал Ягодкин? Сказал, что не знает адреса своей бывшей жены. Боится он ее, что ли? Кто был этот латыш, и почему он исчез, оставив Ягодкина с непростым решением «начать жизнь по-новому»?
Он ненавидел свою фамилию, но изменить ее не решался: дело якобы мешало. О каком деле говорил он? О своей специальности? Но не все ли равно, какую фамилию носит дантист, даже весьма в Москве популярный? Кто был дружок-фронтовичок, угнанный им за тысячи верст от Москвы? И где сейчас этот дружок-фронтовичок? С кем был связан Ягодкин в своем марочном промысле? И какую роль в его окружении играли пресловутые Жора и Филя?
— А ведь из этих вопросов может сложиться версия, — заключает Жирмундский. — Только для кого? Для нас или для уголовного розыска?
И версия действительно складывается, правда, на одних предположениях основанная, ни одним фактом не подтвержденная.
Все же на ее основании я подаю рапорт генералу о продолжении расследования личности Ягодкина.
И вот я на очередном приеме у начальства, готовый к защите своей версии (или, вернее говоря, права на эту версию).
— Упрям, — улыбается генерал, он сегодня в отличном настроении, и это повышает тонус моей уверенности в победе. — Раскручивай свою гипотезу. Начинай с азов.
И я еще раз излагаю весь ход собственных мыслей, так красноречиво сформулированных Жирмундским в своем вопроснике.
— Версия складывается не из вопросов, а из фактов, или, точнее, из доказательств, найденных в процессе расследования.
— Разумное предположение тоже может быть источником версии, а я как раз и прошу расследования в поисках ее доказательств.
— Ладно, выкладывай свое разумное предположение, — соглашается генерал. — С чего начнешь?
— С военных лет. Допустим, что уже в те годы в распоряжении гитлеровской разведки оказывается необходимая документация на двух советских людей с некоторой возрастной разницей, но с одинаковым именем, отчеством и фамилией. Какая идея может возникнуть у хозяев этой разведки или у их преемников сразу же после войны? Ведь ставка на «двойников» не есть нечто новое в разведывательной практике.