Лена понимающе кивнула: именно такого развития событий она и опасалась. Не зря ректор Юнц прошлой весной после истории с аварией на северо-западной дуге исключил упоминание Короля из всех сообщений и даже из наградного листа. Не зря сам Король отослал телеграмму, подписав ее фамилией Корнея. Пока он оставался в тени, незамеченный и забытый, большие беды его миновали…
– Куда же мы идем? – удивилась Лена.
– Ах, Елена Корнеевна, простите, я снова упустил из виду важное, – нахмурился Яша. – Знаете, я, наверное, должен признать, что и сам нуждаюсь в отдыхе, постоянно теряю детали. Я нашел вам прекрасное место для проживания. Вы решительно никому не будете должны, это условие для вас, полагаю, немаловажное. Вы ведь надолго в столицу прибыли. Сына опять же к учебе определяете. А общежитие в колледже для младших курсов платное, будет лучше и удобнее поселить мальчика в семью. Я позволил себе спросить совета у господина ректора Юнца, хотя Платон Потапович едва ли будет рад такому консультанту, если узнает о моем самоуправстве. Мне рекомендовали связаться с сударыней Фредерикой и уточнить, не нужна ли ей компаньонка. Все благополучно, она вот-вот прибудет к вокзалу. Идемте.
– Какая от меня польза как от компаньонки? – поразилась Лена. – Да и «сударыня» из меня хуже, чем из черта попадья, простите за прямоту. И нечего звать меня по имени-отчеству, раз себя именуешь Яшей.
Яша тихонько рассмеялся. Пожал плечами. Он и сам немало времени затратил, подыскивая место жительства, удобное и необременительное для женщины, выросшей в диких и вольных условиях ремпоезда. К тому же являющейся мамой будущего мага! Та еще задача. Первое же короткое знакомство с Фредерикой разрешило ее, кажется, наилучшим образом.
– А Ренка, она уже знает? – вздрогнула Лена.
– Да, я вчера говорил с вашей дочерью, – мрачно отозвался Яша. – Отреагировала странно. Молча кивнула и ушла – ни слова, ни вздоха. Боюсь, она слишком потрясена. Мы навестим ее, обещаю.
За разговором движение по длинной платформе вдоль состава прошло незаметно. Саня шагал последним, пораженный красотой вокзала и уже влюбленный в это чудо – огромное сияющее вместилище людей, паровозов, вагонов и багажа. Потоки низкого утреннего света пронизывали здание насквозь, причудливо высвечивая одни детали и пряча от внимания другие. Вот лоток с фиалками, вот кофейный столик и тонкие пальцы, бережно прихватившие прозрачную на просвет чашечку из ажурного фарфора. Перстень с брызжущим искрами камнем, одно движение – и он погас, спрятался в тени. Вот переплет окна, ковровым узором лежащий на мраморе, позолоченном солнцем. И мамина тень уверенным шагом пересекает узор. Вот медью горят массивные ручки сдвоенных дверей, ведущих на площадь. Служащий вокзала предупредительно распахнул их – и взору Сани открылся город. Розовая утренняя мостовая в бархате инея, несколько конок, замерших у дальней остановки слева, холодные плавные дуги сияющих рельсов. Гул голосов, шагов, движения, далекие свистки паровозов. И люди, люди, люди всюду. Нарядные, шагающие праздно, неспешно, до смешного чинно. Бездельничающие средь бела дня! Ни молотка в руках, ни иного полезного приспособления… Да и одеты куда богаче и наряднее, чем пассажиры на любой станции, мимо которой проходил ремпоезд.