Если с папой все в порядке, если Юнц уже уверен, что я тут, меня будут искать всерьез. Неужели Шарль рассчитывает отсидеться в башне и остаться незамеченным даже при вмешательстве в дело магов?
– Я мечтал о вас всегда, – шептал Шарль в самое ухо. – Вы мой идеал.
Волны жара бежали по телу – обычная реакция всех женщин на его голос, теперь я убеждена. В плече сидел, если верить ощущениям, настоящий кинжал, радикальное средство от вранья Шарля. Я корчилась от боли, а он полагал – вот скотина самоуверенная! – что это та самая «любовная дрожь», которой в романах на моей книжной полке не меньше, чем томных вздохов. Он шептал тише и нежнее, и я злилась все сильнее, отчего обаяние Шарля пропадало впустую даже без усердия со стороны защитной магии моей пушинки. Когда я злюсь, становлюсь похожа на маму в ее боевом настроении. От озверевшей Елены Корнеевны и Потапыч свалил бы, не задумываясь, тут и сомнений нет. Я закрыла глаза и скрипнула зубами. Блин горелый! Хоть бы додумался изобрести мне нежное прозвище. Бэкки. Все здесь меня зовут именно так. Если бы любил или хотя бы ценил, нашел бы иное имя.
Он, не одеваясь, вылетел в парк, промчался по дорожке и хлопнул дверью башни. Замер, вздохнул и перестал спешить. Поставив меня на пол, Шарль виновато отдернул руки:
– Бэкки, умоляю, простите. Я потерял голову. Идемте, нам надо успокоиться и выпить чаю.
Вот-вот. Если припомнить поточнее, в прошлый раз сразу после чая наступил вечер. Сейчас вольет в меня, слишком уж упрямую, снотворное. И очнусь я непонятно когда неведомо где. Да хоть во Франконии… Додумавшись до столь радикальных перспектив, я испугалась всерьез. Охнув, вцепилась в руку Шарля:
– Мне дурно. Перед глазами пелена плывет. Шарль, вы никогда не говорили, что я ваша судьба и все такое…
– Я не смел, – воспрянул духом маркиз. – Бэкки, идемте. Нам надо объясниться. Поймите, я не могу позволить вам рисковать жизнью. Вы ведь и меня убиваете, я не стану жить, если вы окажетесь далеко, вам будет угрожать опасность, а я не смогу уже ничем помочь.
– Шарль, не умирайте. Я не позволю.
Два горелых блина! Да из нашего диалога можно ведрами выжимать сладкие слюни. И что, он мне верит? Тогда кто из нас наивный ребенок? Впрочем, все верно – я. Сейчас я говорю именно то, что полагается говорить в моем возрасте. В течение примерно пяти минут он сомневаться не будет. Ну где ты, пестрая удача, сотканная из бликов и теней? Как же ты мне нужна сейчас! Не для себя даже. Я ведь понимаю, что хорошего от Шарля ждать не стоит. Ему нужна птица. А зачем ему, точнее, Франконии птица? Может, чтобы начать войну. Или чтобы втюхать нам свою систему правления, свергнув Вдову. Не зря достаточно порядочная, по моему мнению, Мари молчит и пособничает: возможно, надеется ввести у нас свое представление о «либертэ», путь даже ценой обмана. В любом случае меня используют не задумываясь. Используют против Ликры. Вот этого никак нельзя допустить.