Но ведь если этот Гуревич уже вырос до защиты дисера и женитьбы, какого хрена ему вдруг становиться Петровым?!
Интересно, а есть ли такая организация, которая исключает из евреев? Считаю, Нового Петрова должны исключить из евреев навсегда, и чтобы он больше в евреи не просился!
– Вы можете себе такое представить? Я двое суток просидела в камере!… – всхлипывала Стелла.
Представила, как холеная Стелла ходит строем, а ей говорят – номер шесть, поднимите голову…
Все знают, что от сумы да от тюрьмы нельзя зарекаться, но при этом каждый думает, что с ним не может случиться ТАКОЕ: и Ходорковский думал, и Стелла. Как ужасно для такой удачливой бизнес-леди вдруг оказаться в клетке?
Неужели это была настоящая камера, с парашей, как в литературе?
– Пусть даже теперь у меня будет судимость, для меня главное – не подвести Петрова!
А Петров ее бросил, скрывается. Все-таки во многих женщинах есть что-то героическое.
– Я на улицу боюсь выходить, представляю, что ко мне опять подойдут, – почти шепчет Стелла.
– Стелла, вам придется ко мне походить. У вас сильный стресс, и за один сеанс мне вас от страха не избавить.
Что я могу для нее сделать прямо сейчас? У меня в сумке лежит потрясающе красивый комплект, лифчик розовый с бордовыми кружевами, а трусики бордовые с розовыми кружевами. Может, подарить ей? Это ее порадует. Хотя что это я? Он ей мал.
– А с Петровым что делать?… Я скучаю…
И тут меня осенило. Да она же влюблена в своего Петрова! И перед собой делает вид, что это вовсе не любовь, а просто харизма у него такая манящая к бизнесу и все такое… Не нужен ей отель и что у нее там еще есть! Переживает из-за того, что он ее бросил в беде – как мужчина, а не как партнер. Если бы я была мужчиной (хоть и психологом), я бы про себя сказала: «Баба есть баба!» А так что мне сказать?
– Знаете что, Стелла, пожалуй, на сегодня мы с вами закончим. А в следующий раз будем работать совсем над другой проблемой.
У меня в кармане куртки притаились два шоколадных батончика. Решила съесть один, а второй оставить на потом или тоже съесть.
Утром встречали тетю Веру. Как только она приезжает из своего маленького уральского городка, мама впадает в детство, потому что тетя Вера старше ее на десять лет и называет маму «моя маленькая сестричка». Тетя Вера – герой. Они с моей четырехлетней мамой во время войны остались одни, и тетя Вера заменила моей маме мать, хотя одиннадцатилетней тете Вере самой еще очень была нужна мама. Мне, например, тридцать шесть, а как я без мамы?
Отвезли тетю Веру домой отдыхать, а мне после долгой торговли удалось заманить Мурку в Русский музей (Мура мне час в Русском музее, а я Муре тоже что-нибудь приятное, например, двойную пиццу в пиццерии).