На этот раз я не кинулся к телефонной будке, чтобы позвонить от имени разведчика «2-Б». Мое волнение было так велико, что Грека, наверное, и на улицу еще не вышел, а я уже подбегал к Алешиному дому. На бегу бросил взгляд на снежную бабу. Она стояла, как и утром, обворованная, одноглазая. Значит, все еще работают.
В комнате у Сапожковой кроме Алеши я застал двух, девочек и Владика, который пожертвовал красный зонтик. Работа шла полным ходом. На столе сохла готовая лакированная сумка, еще придумали какие-то модные карманы, серебряные пуговицы… Всего я просто не успел как следует рассмотреть. Взял Алешу за руку и потянул в переднюю, где никого не было. Через секунду вслед за нами вышла и встревоженная Марина.
— Лицо у тебя какое-то… Случилось что?
— Пока нет. А вот вечером…
Новость, какую я принес, потрясла Марину. Чуть бант на косе не оторвала, пока слушала меня.
— Я считаю, надо милицию предупредить…
— Спасибо, чтоб и меня вместе с Грекой арестовали!
— Ой, верно… Что же тогда делать?
— Спокойно. — Алеша поднял ладонь. — Чего волноваться? Здесь-то, у себя, да мы сто раз придумаем, как проучить его. Ну и вредина этот Грека!
— Вредина? Ты мягко выражаешься. Да он… — От возмущения бледные веснушки на Маринином носу, мне показалось, даже покраснели. — Да он как диверсант просто. Как враг…
Я вспомнил про слоненка, который лежал в моем кармане, и миролюбиво заметил:
— Это ты зря. Какой он враг? Ну, хулиган, может… А вообще, жизнь у него не сладкая. Отца нет. Мать всегда ругает… — Больше я ничего не сказал о Греке. На другое перевел: — А Владик-то молодец! Зонтик, смотрю, принес…
Глава двадцатая, рассказывающая о том, как проходила ночная операция, и о первых грешных подозрениях
Маму я предупредил, что, возможно, задержусь у Алеши — нам всякие срочные дела нужно доделать, поэтому пусть не волнуется.
— Когда ты вместе с Алешей Климовым, я спокойна, — сказала мама. — Прекрасный мальчик. А дел у вас сейчас, я представляю, не переделаешь. Молодцы! Ишь что затеяли, в прессу попали! Всем сотрудникам показывала сегодня газету с вашей знаменитой модницей. Завидуют мне: какой, мол, сын растет…
Я видел: мама на эту тему говорит с особенным удовольствием; только что большущее письмо написала папе — тоже, главным образом, о моей выдающейся личности. В письмо она вложила и вырезку из газеты. Врать не стану: мне приятно было, что где-то в далекой Тюменской области, в глухих лесах и промерзших болотах, отец получит это письмо с газетной вырезкой. Конечно, мне бы и самому пора написать ему, да все некогда. Вот и сейчас. Надо еще у Алеши побывать, а потом, к одиннадцати…