Звонки поступали со всей страны от клиентов, разъярённых, что их кровати не доставили, как обещали, или что они оказались без изголовий или без колёсиков. Теперь эти звонки перенаправят на голосовую почту.
Кейт сама не верила, что добровольно бежит прямо к Сирене, прямо к этим злым голосам.
Она знала каждый закоулок этой деревни - каждый фонарь, каждую трещину в мощёном тротуаре, каждый мусорный бак, напоминавший о её испорченной жизни. Всё расплывалось в тумане, пока она бежала к площади и автобусу на 9:40. На часах было уже 9:39. Автобусы всегда опаздывали, но Кейт знала, что именно этот автобус как раз сейчас выворачивает из-за угла церкви. А значит, ей придётся шагать до работы пешком по пыльной и грязной дороге.
Она побежала ещё быстрее.
Роза выбралась из скафандра. Она слышала звуки шагов сверху. Меньше всего ей сейчас хотелось объясняться с владельцем помещения, поэтому она приоткрыла окно и протиснулась в проём на освещённую солнцем деревенскую улицу.
Она знала, что Доктор не бросил бы её добровольно. Он скоро вернётся с каким-нибудь мудрёным техническим объяснением. Но потом она вспомнила о Далеке на мозаике. Определённо, есть какая-то связь между ним и внезапным исчезновением Доктора…
От этих мрачных мыслей её отвлекла красота окружающей обстановки. Облака разошлись, и голубое майское небо обрамляло идиллическую картину: почта, маленький музей, центральная площадь и церковь. Доктор оказался прав - за церковью и несколькими пологими холмами она увидела проблески моря. Одноэтажный автобус появился на углу площади около церкви и медленно поехал вперёд. Казалось невозможным, что лихорадочная, полная опасностей жизнь Доктора может повлиять на такое место, где всё движется своим чередом на протяжении сотен лет.
Роза села на скамейку и вынула из кармана джинсов ключ от ТАРДИС, ожидая, что тот засветится, предупреждая о возвращении Доктора. В отдалении она услышала стук каблуков. Кто-то спешил.
Кейт вынырнула из-за угла площади, как делала миллион раз до этого, и споткнулась об мытую молочную бутылку, оставленную у чьей-то калитки, отправив её в полёт. Она уже слышала звук двигателя автобуса и сердцем чувствовала, что опоздала, но все-таки продолжала бежать.
Большой комок горечи, лишь отчасти вызванный съеденным круассаном, сформировался у неё в желудке. И это всё? Год назад она жила в Лондоне, продавала тапочки-шлёпки на рынке в Кэмдене, в такой уверенности, что выплатит кредит банку, что использовала кредитную карту для оплаты арендной платы. Она думала, что это только начало. А что если для неё всё кончено, она разбилась и сгорела? Что если она просто ни на что не годится? Что если вся её жизнь бесполезна?