В тот день, когда выпал первый снег — еще робкий, сразу тающий на песке, — туземцы принесли особенно богатые дары. На следующее утро явились делегацией — нахохлившиеся, зябко дрожащие, обрастающие нежной шерсткой. Сложив орехи на ступени бунгало, паукома-каки дружно распластались на холодном песке — все восемь ног врозь.
— Чего вам? — нелюбезно спросил Трифилий.
Один туземец оторвал от песка мордочку, устремил на божество умоляющий взгляд:
— Тепла…
— Вы же просили прохлады, — ехидно поддел Трифилий.
Глаза туземца увлажнились слезой. Мордочка выражала раскаяние.
— Мы ошибались. Прости. Добрый бог. Дай тепла.
Трифилий вспомнил про эксцентриситет и задумался.
— Так и быть, — молвил он наконец, сообразив, что выкрутиться, пожалуй, будет несложно. — В свое время.
Туземца передернуло — то ли от холода, то ли от черствости божества.
— Тебе мало? — Он указал на дары. — Ты седр… сердишься? Мы принесем. Еще принесем. Много-много. Дай тепла. Сейчас дай.
— В свое время, я сказал! — загремел Трифилий. — А ну, брысь отсюда!
Макаки исчезли. Наученный горьким опытом, Трифилий собрал орехи и забил ими холодильник. К дверце придвинул дубовый стол. Пусть-ка теперь попробуют украсть у бога провиант!
На следующий день картина повторилась с той разницей, что паукомакаки явились в количестве не менее трех сотен и принесли своему богу не только орехи (успевшие порядком надоесть), но и иные плоды, похожие формой на груши, а вкусом… м-м… ощущения были подобны взрыву — Трифилия даже качнуло от наслаждения. Из воплей макак можно было понять, что они принесли богу лучшее, что у них есть, пусть бог смилуется над зябнущими и пошлет хоть немного благодатного тепла…
Терпения туземцев хватило на три дня — на четвертый не пришел никто. На пятый явилось с десяток зверушек, уже без подношения. Они кривлялись, гневно щебетали и всячески выражали недовольство своим богом. Трифилий надел куртку, вышел и разогнал их.
На восьмой день он не рискнул выйти: большая толпа восьминогих макак с увлечением занималась тем, что забрасывала окна бунгало камнями и ореховой скорлупой. По-видимому, они были сильно раздражены. Некоторые демонстративно испражнялись на веранде.
Месяц спустя Трифилий сидел у окна, уныло глядя на заснеженный пляж и ледяную шугу, гонимую волнами на берег. Почти все это время он провел в осаде. Иногда выпадали погожие деньки, тогда крохотное оранжевое солнце, поднатужившись, выедало в снежном покрове проталины; на макак, однако, это не производило особого впечатления. В такие дни они просто выжидали и, осознав, что божество лишь подразнило их призраком тепла, принимались досаждать ему с новой силой. Запас орехов в холодильнике таял.