Когда наконец это случилось, я почти пожалел: сплошь люди, которые снимают меня для новостей, и политики, которые норовят попасть в кадр. Фрухи, когда встретили нас, выглядели так, словно начали заново обдумывать то, что уже обдумали.
Йиналу все еще не вставал с постели; к нему вместо регенераторов были подключены всякие трубочки. Я позировал рядом с ним, разговаривал по-нашему и на киттмантеле, как мне велели. Стоило мне попытаться сказать что-нибудь не по сценарию, как кто-нибудь сразу задавал бессмысленный вопрос.
Посетители наконец угомонились, но только потому, что всех начали выпроваживать.
— Я останусь, — сказал я руководителю нашей группы. — Я хочу поговорить с Йиналу наедине.
— Кеван, ты же увиделся с ним, как мы и обещали. А теперь…
— Только вдвоем. — Я обернулся к фрухе рядом и сказал ей то же самое очень-очень спокойно. Руководитель попросил кого-то перевести, но фруха уже уводила всех за дверь, сама вышла последней, а я остался.
Йиналу похудел, побледнел и выглядел очень хрупким.
— Ты уж меня прости, — сказал я, подходя к его кровати. — Я пытался тебя ухватить, но не успел.
— Я заставил себя полезть, а не ты. Без тебя я был бы мертвым.
— Без меня ты бы вообще на дерево не полез. Это моя вина.
— Нет. Это твоя заслуга. Я рад, что научился лазить по деревьям. Я рад, что знаю тебя.
У меня задрожал подбородок.
— Ты мог бы сказать мне, Йиналу. Про то, что ваши взрослые думали о нас. Я бы не разозлился, честное слово.
Рот у него сжался.
— Это было бы больно… — он кудахтнул, — как упасть с дерева. Но мне следовало сказать тебе. Ведь ты… это ты.
Он взял мои руки, и на этот раз я вытерпел все мурашки.
— А ты не повыдергиваешь эти трубки? Не сделаешь себе плохо?
Рот у него растянулся.
— За мной тут ухаживают, как за младенцем.
— Угу. Понимаю.
Здоровой рукой он притянул меня к себе, прижал ладонь к моему затылку, и мы оставались так долгое время.
Я обещал, что увижусь с ним очень скоро. Попросил Йиналу прийти на наше место в лесу, как только он выздоровеет.
Через несколько недель я попросил папу узнать, выписали его из больницы или еще нет.
К этому времени я вернулся домой. Мама стала какой-то спокойной, вялой. В ее рабочей комнате все было в беспорядке. Я словно попал в другой дом.
Папа долгое время мне ничего не отвечал. Но я не отставал от него, и в конце концов он сказал, что не уверен, придет ли Йиналу повидать меня.
— Нет-нет, он не умер, — успокоил меня папа. — Просто произошли некоторые перемены.
— Он мой друг. И никакие перемены меня не интересуют.
— Понятно. И тем не менее они очень важны.