На кухне я замолотила кулаками по столу, выложенному плиткой. Это я голодна, а не ребенок. Мне нужно было позаботиться о себе. Пусть подождет всего час, пока я не наемся, а мои соски не отдохнут. Хотя она лежала на другом краю комнаты, я видела ее лицо, ставшее фиолетовым от натуги. Ей нужна была я; она не понимала, что мое тело ей не принадлежит.
Я вышла из комнаты, подальше от шума, и встала у окна в спальне Натальи. Я больше не могла дать этому ребенку грудь после того, как кормила ее тридцать шесть часов без перерыва. Я была уверена, что она выпила все мое молоко и принялась сосать уже что-то совсем другое, куда более ценное, жидкость, без которой сердце и нервная система работать не смогут. И она не остановится, пока не сожрет меня всю, не высосет всю жидкость, помыслы и эмоции из моего тела. Я стану пустой раковиной, неспособной думать, а она все равно не насытится.
Нет, решила я, я не могу ей этого позволить. Мамаша Марта придет только завтра, и не похоже, что Рената явится сегодня. Я должна пойти в магазин, купить молочную смесь и кормить ее искусственно, пока соски не заживут. Пусть остается в колыбельке, а я быстро сбегаю на рынок и обратно. Тащить ее с собой в магазин слишком рискованно. Кто-нибудь может услышать ее голодный несчастный плач и понять, что я никчемная мать. И отнять ее у меня.
Схватив кошелек, я бросилась вниз по лестнице, пока не успела передумать. Побежала вверх по улице и спустилась с холма, не замечая ни машин, ни пешеходов. Я всех обгоняла. Мое тело, все еще не оправившееся от родов, словно раскалывалось надвое. Между ног горел огонь, распространяясь вверх по позвоночнику до самого затылка, но я все бежала. Вернусь, а малышка ничего не заметит, успокаивала я себя. Покормлю ее из бутылочки, и наконец, через столько дней, она наестся досыта.
На оживленном перекрестке Семнадцатой улицы и Потреро горел красный свет. Я остановилась и стала ждать. Сбивчиво дыша, я смотрела на машины и пешеходов, которые спешили во всех направлениях. Водитель засигналил и выругался, мальчик на оранжевом мопеде пел что-то громко и весело, собака на коротком поводке рычала на обнаглевшего голубя. Я слышала все это, но не слышала крика своей дочери. И хотя я отошла от нашей квартиры на несколько кварталов, меня это удивило. Расстаться с ней оказалось так просто, и, к моему потрясению, у меня возникло чувство, будто ее вовсе не существовало.
Сердце вернулось к нормальному ритму. Я стояла и смотрела, как на светофоре загорается зеленый, потом красный, потом снова зеленый. Мир продолжал работать по правилам, не замечая криков ребенка в шести кварталах отсюда, – ребенка, которого я родила, но чьи крики больше не слышала. Как и неделю назад, и две недели до того, наш район стоял на месте, словно ничего не изменилось с тех пор. Тот факт, что моя жизнь перевернулась вверх дном, был всем абсолютно безразличен, и вдали от источника волнений моя паника вдруг показалась необоснованной. С малышкой все в порядке. Она сыта и может подождать.