Но я ошибалась. Я дала ей поорать еще пять минут, потом десять. Пыталась качать. Кормить в колыбельке. Клала ее на перину, заталкивала соску прямо в глотку – все бесполезно: сосать она отказывалась. Наконец я отчаялась и захлопнула полудверь. Малышка осталась одна в голубой комнате, лежала в темноте и плакала.
Я же легла на пол в гостиной, и глаза закрылись сами. Плач раздавался издалека, он был неприятен, но уже не сводил меня с ума. Временами я даже забывала, откуда он и почему мне так хочется, чтобы он прекратился. Он омывал меня, как волна, и проплывал мимо. Туман моей усталости был слишком густым.
Лишь когда плач прекратился, я вздрогнула и проснулась. Сразу накатил страх, что я убила ребенка. Что, если три часа без еды в темной комнате смертельны для новорожденного? Я так мало знала о младенцах, о детях, о людях. Казалось чьей-то ужасной шуткой, что меня оставили наедине с ребенком, доверив мне чужую жизнь. Я распахнула дверь в голубую комнату, но не успела даже потянуться, чтобы пощупать пульс, как она начала плакать.
Нахлынули эмоции: облегчение, но и отчетливая досада, и сразу вслед за ней – стыд. Я взяла малышку, поцеловала ее головку, стараясь скрыть отчаяние, хотя скрывать его было уже невозможно. Я сунула бутылочку ей в рот, и на этот раз она попыталась присосаться, но губы ослабели от голода, и пластик был слишком жестким, неподатливым.
Должно быть, соска бракованная, подумала я. Этим легко объяснить, почему ребенок так упорно отказывается от нее. Из сотен бутылок на полке я выбрала самую дешевую. Я швырнула бутылку в сторону кухни, и, отскочив от стены, она упала на пол. Малышка закричала. Я положила ее в колыбель и ушла. Из груди капало на грязный дешевый ковролин, но я отказывалась кормить ее своим молоком. Я чувствовала, что с меня хватит. Куплю ей новую бутылочку, и она согласится из нее пить. Тогда мой страх утихнет.
Я сбежала вниз через ступеньку, и по мере того, как росло расстояние между нами, ее крик становился громче. Выбежав на тротуар, я рванула вверх по улице. Так быстро я не бегала никогда в жизни. Забыв о правилах движения, я перебежала улицу, двигаясь в том же направлении, что и вчера. Но оказавшись на Вермонт-стрит, свернула налево, а не направо. Я не думала о том, куда бегу, и не останавливалась, пока не очутилась у лестницы в парке Маккинли. Отяжелевшие ноги сами подкосились, и я упала на свежескошенную лужайку, зарывшись лицом в лепестки белой вербены. Отползла в свое укрытие под вересковым кустом и закрыла глаза. Пять минут. Отдохну всего пять минут и вернусь к малышке с новыми силами.