А внизу, перед тем как поставить свое имя, она написала: прошу тебя, возвращайся домой. Два или три раза в час я доставала письмо и перечитывала эти короткие слова, пока не запомнила наизусть не только текст, но и форму каждой буквы. Марлена ни о чем меня не спрашивала, лишь работала усерднее, чтобы наверстать время, потерянное из-за моей рассеянности.
Я поеду к Элизабет. Я решила это, как только прочла письмо впервые, сидя на тротуаре с Ренатой. Но прошла неделя, а потом и месяц. Прошло лето, наступила осень, а я так и не поехала. Я оправдывала свое бездействие занятостью ввиду затянувшегося сезона свадеб. Осенью их стало столько же, сколько и в летние месяцы: капризные, суеверные невесты готовы были выходить замуж в воскресенье поздней осенью, лишь бы не обращаться к другому флористу. Капризных я ненавидела больше всего. Они были недостаточно богаты, чтобы перебить других в летние месяцы и спланировать шикарную свадьбу изящно и благородно, но достаточно богаты, чтобы вращаться в тех же кругах, испытывая муки постоянного сравнения. Мои осенние невесты были не уверены в себе, а мужчины, за которых они выходили замуж, слишком им потакали. Нам с Марленой не раз назначали консультацию в последнюю минуту, когда все, что мы спланировали, было отвергнуто, и приходилось начинать заново за день до свадьбы.
Но не одна лишь занятость мешала мне поехать к ней. Радость от того, что Элизабет по-прежнему хочет меня видеть, притупила боль последних десяти лет, и даже моя непрекращающаяся тоска по дочери слегка поутихла. К тому же, пока я не осуществила свое намерение, обещание, высказанное в ее письме, оставалось неприкосновенным. Но если бы я постучала в ее дверь, то рискнула бы столкнуться с совсем другим человеком. Наверняка она постарела, а может, впала в депрессию или озлобилась. Риск был слишком велик.
В пятницу утром в конце октября раздался звонок, которого я ждала: невеста, которой следовало отказать после первой же консультации. Каролина не знала, что ей нужно ни от меня, ни от своих отношений, и заливалась слезами всякий раз, как я задавала ей вопрос, ответа на который она не знала, то есть каждый раз, когда я спрашивала ее о чем-то более сложном, чем ее имя и дата свадьбы. Но мне нравился ее жених, Марк, и, может быть, поэтому я не отказалась от этой пары; он поддразнивал ее, но ласково, а не обидно.
Я ответила с первого звонка. И пока решала, попросить ли ее зайти или соврать, что занята, подошла к окну спальни и увидела, что она сидит на тротуаре напротив дома. Она смотрела на меня. Марк сидел рядом. Ее кулаки были сжаты. Разжав одной рукой пальцы на другой, она помахала мне. Я подняла окно и повесила трубку.