– Буду платить тебе неофициально, – сказала Рената. – Раз в две недели, по воскресеньям. Четыреста долларов за сорок часов работы. Выходить будешь, когда скажу. Идет?
Я кивнула. Рената протянула руку, и я пожала ее.
На следующее утро Рената ждала меня, прислонившись к стеклянным дверям у входа на цветочный рынок. Я посмотрела на часы. Мы обе приехали раньше. В тот день свадьба, которую мы обслуживали, была скромной, без подружек невесты, а гостей за двумя длинными столами было меньше полусотни. Мы бродили по рядам в поисках разных оттенков желтого. Это было единственным, на чем настаивала невеста, – ей хотелось немного солнечного света на случай дождя. Небо было сухим, но серым. Замуж надо выходить в июне.
– По воскресеньям его не бывает, – сказала Рената, кивнув в сторону лавки таинственного цветочника.
Но когда мы подошли к его пустому прилавку, из глубины возник силуэт в капюшоне. Он сидел на табурете, прислонившись к стене. Увидев меня, он встал и перегнулся через ведра, в которых не было цветов. Его лицо отражалось в кругах безмятежной воды. Из кармана кофты он достал что-то зеленое, похожее на веретено. И протянул мне.
Рената поздоровалась, когда мы проходили мимо, я же ничем не показала, что вообще его вижу. Я шла, опустив глаза, но протянула руку и взяла то, что он для меня приготовил. И лишь свернув за угол и оказавшись вне поля зрения, заглянула в ладонь.
Овальные серебристо-зеленые листья на ветвистом стебле лимонного цвета; прозрачные ягоды, повисшие на ветках, как капли дождя. Стебелек умещался в ладони, и мягкие листья обжигали кожу.
Омела.
Я преодолеваю все препятствия.
9
За ночь раны от колючек покрылись корками и присохли к тонким хлопчатобумажным простыням. Очнувшись, я не сразу поняла, где жжет, и еще дольше вспоминала, как поранилась. Зажмурила глаза, подождала минуту, и все нахлынуло разом: шипы, ложка, долгая дорога, Элизабет. Рывком вытащив руки из-под одеяла, я оглядела ладони. Порезы открылись, из них сочилась кровь.
Было рано и еще темно. На ощупь я пробралась по коридору в ванную. Там, где мои руки касались стен, оставались кровавые полосы. В ванной была Элизабет. Она уже встала, оделась и сидела за туалетным столиком, словно собиралась накраситься, только вот косметики на столике не было – только полупустая баночка с кремом. Она зачерпывала крем безымянным пальцем с коротким гладким ногтем и наносила его под карими глазами, вдоль точеных скул и ровной переносицы. У нее не было морщин, и кожа сияла смуглым теплом лета. Я подумала, что на самом деле она намного моложе, чем кажется в своей рубашке, застегнутой на все пуговицы, с волосами, расчесанными на прямой пробор и собранными в тугой пучок. Увидев меня, она повернулась, четкий профиль отразился в зеркале.