Язык цветов (Диффенбах) - страница 46

Я просмотрела еще полдюжины книг, и с каждым томом мое беспокойство росло. Я боялась узнать, что означает ответ незнакомца, но еще больше боялась не найти значения и так никогда и не понять, что он хотел сказать. Через двадцать минут поисков я наконец обнаружила то, что искала: одинокая строчка между толстянкой и трехкрыльником. Тополь белый. Время. Я вздохнула, чувствуя и облегчение, и растерянность.

Закрыв книгу, я уткнулась лбом в прохладный переплет. Время в ответ на вероятность: куда более абстрактно, чем я надеялась. Что это значит? Время покажет? Или дай мне время? Его ответ был расплывчатым; он явно учился не у Элизабет. Я открывала одну книгу за другой, надеясь отыскать более подробное толкование белого тополя, но, перерыв все, больше не нашла упоминания о нем. Неудивительно. Тополь белый, дерево. Не самое подходящее растение для романтического общения. Нет ничего романтического в том, чтобы дарить друг другу палки или куски коры.

Я уже собиралась вернуть книги обратно на полку, когда мое внимание привлек томик карманного формата. Вся обложка была расчерчена на квадраты, и в каждом изображен цветок, а внизу мелким шрифтом написано его значение. В нижнем ряду были розы – всех оттенков, и удивительно тщательно нарисованные. Под выцветшей желтой розой только одно слово: ревность.

Будь это любой другой цветок, я, может, и не обратила бы внимания на то, что тут указано не то значение, которое мне было известно. Однако грусть, мелькавшую на лице Элизабет всякий раз, когда она смотрела на свои желтые розовые кусты, и тщательность, с которой весной она обрезала все бутоны до единого, забыть было невозможно. Мне было четырнадцать, когда я поняла значение слова «измена» – и вспомнила подсказки, которые Элизабет дала мне, сама того не желая. Значит, тут замешан мужчина, подумала я тогда. И желтые розы – единственное, что осталось от их отношений. Однако ревность вместо измены все переворачивала с ног на голову. Мысль, а не действие. Открыв книжку, я пролистала ее, затем отложила и раскрыла другую.

Проходили часы, а я все впитывала новую информацию. Сидела не двигаясь, лишь книжные страницы шелестели. Проверяя все цветы один за другим, я сравнивала те значения, что знала наизусть, с указанными в библиотечных словарях.

И вскоре поняла. Элизабет ошиблась насчет языка цветов – так же горько, как и на мой счет.

13

Элизабет сидела на крыльце, опустив ноги в таз с водой. С автобусной остановки, где я стояла, она казалась совсем маленькой, а ее лодыжки – бледными.

Когда я приблизилась, она подняла голову. Я занервничала, потому что знала – она со мной еще не закончила. В то утро крик Элизабет и последовавший за ним глухой удар деревянного каблука о линолеум возвестил мне, что кактусовые шипы дошли по адресу. Я встала, оделась и побежала вниз, но когда зашла на кухню, Элизабет уже сидела за столом и, как ни в чем не бывало, ела овсянку. Она не взглянула на меня, когда я вошла в комнату, и ничего не сказала, когда я села за стол. Отсутствие реакции меня разозлило. Что мне за это будет, закричала я, и ответ Элизабет пригвоздил меня к полу. Кактус, сказала она, означает страстную любовь, и хотя ее ботинки, похоже, испорчены навсегда, она благодарна мне за признание. Я бешено замотала головой, но Элизабет напомнила о том, что объяснила в саду, – у каждого цветка только одно значение. Тогда я схватила рюкзак и бросилась к двери, но Элизабет подошла сзади и ткнула в меня букетом. Не хочешь узнать, каков мой ответ? – спросила она. Развернувшись, я уткнулась лицом в крошечные пурпурные лепестки. Гелиотроп. Непоколебимость чувств.