– А я считаю, что отношение к голому телу не менялось с рождения первого человека, – возразила ее мать. – Изменилось лишь общество.
Рената закатила глаза и повернулась ко мне:
– Мы с мамой спорим на эту тему с тех пор, как я научилась говорить. В десять лет я заявила, что не заведу детей, потому что никогда больше не хочу появляться перед ней голой. И пожалуйста, мне пятьдесят, детей нет.
Мамаша Марта разбила яйцо, и оно зашипело на сковородке.
– Я помогла появиться на свет всем своим двенадцати внукам, – гордо проговорила она.
– Вы и сейчас акушеркой работаете? – спросила я.
– Неофициально, – ответила она. – Но люди со всего города по-прежнему звонят в два ночи. И я никогда не отказываю. – Она протянула мне тарелку с яичницей-глазуньей.
– Спасибо, – сказала я. Съев яичницу, я пошла в ванную и заперла за собой дверь.
– В следующий раз предупреждай, пожалуйста, – попросила я Ренату, когда мы ехали в «Бутон» чуть позже тем утром. Впереди была целая неделя свадеб, и мы обе хорошо отдохнули и были сыты.
– Если бы я тебя предупредила, – ответила она, – ты бы не поехала. Сон и еда явно пошли тебе на пользу. Не станешь же ты это отрицать.
Я не стала.
– Мама – легенда в акушерских кругах. Она всякого повидала на своем веку, и роды у нее всегда удачнее, чем в современных больницах, даже если прогноз плохой. Со временем ты к ней привыкнешь, даже полюбишь. Почти все привыкают.
– Почти все, – повторила я, – но не ты?
– Я отношусь к матери с большим уважением, – задумавшись, ответила Рената. – Но мы слишком разные. Обычно люди считают, что между матерью и детьми существует биологическая совместимость, но так бывает не всегда. Ты не знакома с моими остальными сестрами, но взгляни на Наталью, мою мать и меня.
Она была права: эти трое были словно с разных планет.
Весь день, обрабатывая заказы, составляя списки цветов, записывая, сколько и чего нам понадобится для предстоящих свадеб, я думала о матери Гранта. Вспомнила бледную руку, высунувшуюся из темноты в тот день, когда мы к ней приезжали. Что за детство было у Гранта? Совсем один, рядом только цветы; мать то и дело проваливается в прошлое, блуждая по комнатам большого дома. Если Грант когда-нибудь со мной заговорит, обязательно спрошу его об этом.
Но Гранта не было на рынке всю неделю. И всю следующую неделю тоже. Его прилавок был пуст и выглядел заброшенным, белая фанера местами расслоилась. Вернется ли он или перспектива увидеться со мной навсегда отпугнула его? Поглощенная мыслями об отсутствии Гранта, я стала хуже работать. Тогда Рената начала садиться рядом со мной за рабочий стол и, нарушив обычную тишину, рассказывала длинные смешные истории про мать, сестер, племянниц и племянников. Я слушала вполуха, но постоянная болтовня помогала сконцентрироваться на цветах.