– Чем могу помочь? – спросила она и улыбнулась, как мне показалось, с искренним интересом. – Ищете что-то особенное?
– Да, – ответила Элизабет. – Платье для Виктории.
– Сколько же тебе лет, лапочка? Семь? Восемь?
– Десять.
Девушка смутилась, но ее слова меня не обидели.
– А ведь меня предупреждали никогда не пытаться угадать возраст, – сказала она. – Пойдемте покажу, что у нас есть вашего размера.
Я пошла за ней в дальний зал, где напротив зеркала с деревянным балетным станком висели платья. Элизабет встала у станка и сделала низкое плие, раздвинув колени и стопы в стороны. Она была худой и острокостной, как настоящая балерина, но ее движения нельзя было даже близко назвать изящными. Мы обе рассмеялись.
Я перебрала все платья раз, потом второй.
– Если ничего не нравится, – сказала Элизабет, – пойдем в другой магазин.
Но проблема была не в этом. Мне нравились все эти платья – все до единого. Я ухватилась за бархатные ленты одного из них и, стянув платье с вешалки, приложила к себе. Оно было всего лишь восьмого размера, но длиной мне ниже колен. Светло-голубой верх от узорчатой юбки отделяла коричневая бархатная лента, завязывающаяся сзади бантом. Но больше всего мне понравился рисунок широкой юбки: коричневые бархатные цветы на голубом фоне. Концентрические лепестки напоминали махровые розы или хризантемы. Я взглянула на Элизабет.
– Примерь, – велела она.
В маленькой примерочной я разделась. Стоя перед зеркалом в белых хлопчатобумажных трусах – Элизабет сидела сзади, – я оглядела свое бледное отражение. Моя кожа была светлой, без родинок, талия невыраженная, бедра узкие. Элизабет смотрела на меня так гордо, словно я была ее биологическим ребенком и все мои конечности появились из ее собственного живота.
– Руки подними, – скомандовала она и надела на меня платье через голову. Потом завязала ленты на шее и на поясе. Платье село идеально. Я смотрела на себя, неуклюже раскинув руки по сторонам от пышной юбки.
Я поймала взгляд Элизабет, ее лицо выражало столько чувств одновременно, что я не могла понять, заплачет она сейчас или засмеется. Она обняла меня, схватив за подмышки и прижав ладони к груди. Я уткнулась затылком ей в живот.
– Ты только посмотри на себя, – прошептала она. – Моя малышка.
И в тот момент я по необъяснимой причине поверила ее словам. Действительно, у меня возникло смутное чувство, что мне очень мало лет, я почувствовала себя почти новорожденной, которую обнимают и баюкают. Словно детство, что я прожила, принадлежало кому-то другому, ребенку, которого больше не существовало. Теперь вместо него была эта девочка в зеркале.