За обедом Мэрилин ела «наполеон» с козьим сыром.
– Вот вечно у тебя все не как у людей. В кои-то веки нашел никому не известного художника, да и тот умеет рисовать. Вся идея ар брют[12] в том, чтобы найти говно. И сделать из него конфетку.
– С чего ты взяла, что это ар брют?
– Ну, как-то же придется назвать.
– Зачем?
– Потому что все должно лежать по полочкам.
– Обойдутся и без полочек.
– Ты хоть понимаешь, что выставку провалишь к чертям собачьим?
– Я не ради денег стараюсь.
– «Я не ради денег стараюсь…» – передразнила Мэрилин и откинулась на спинку стула, утирая губы. Мэрилин ест, как узница нацизма. Быстро, словно боится, что отберут. И отваливается от стола не потому, что наелась, а потому что радуется – успела. Восемь родственничков быстро научат, как защищать свою миску.
– Ты никогда не научишься расставаться с любимыми картинами и милыми штучками, Итан. Так нельзя.
– Почему нельзя? И потом, они не любимые. И не милые. Ты их вообще видела?
– Видела.
– Они не милые.
– Наверное, такие картинки Френсис Бэкон рисовал, когда его оставляли в школе после уроков за плохое поведение. Ладно, не слушай меня, солнышко. Я просто завидую, ты столько денег заработаешь. Ты будешь доедать?
Я отдал ей тарелку с салатом.
– Спасибо. Я слышала, Кристиана вышла на тропу войны?
– Пришлось ей отказать. Не очень красиво, конечно, но что поделаешь…
– Перестань. Ты не виноват. Я ведь когда-то была ее агентом. Это я ее открыла.
– Да что ты говоришь? – Вот это точно враки.
Мэрилин пожала плечами:
– Я нашла ее у Джеффри Манна. Он ее не раскручивал, так что пришлось открывать Кристиану по второму разу.
– То есть ты ее украла.
– Разве взять на время – это воровство?
– Я ей предложил назначить другой день, но она и слушать не хочет.
– Ничего, перетопчется. Кто-нибудь ее подберет. Так всегда бывает. Она, кстати, мне звонила.
– Неужели?
– М-м-м. Спасибо большое! – Мэрилин приняла от официанта блюдо с жареной уткой. – Ага, и вылила на меня все свои идеи. Ну, насчет этих льдов. Я сказала: благодарю покорно, кушайте сами. На фиг мне это надо, выключать кондиционеры, чтобы ее тут удар хватил на почве переживаний из-за глобального потепления. Совсем с ума сошла. Мне же продавать что-то надо.
– Она раньше хорошо писала.
– Все они поначалу неплохо пишут. Пока художник голодный, он рисует так, чтобы его хвалили критики. А стоит его похвалить, он сразу же решает, что можно насрать в баночку, и это будет искусство.
Я напомнил ей, что Пьеро Мандзони и правда продавал баночки с собственными экскрементами.
– Так то когда было! – ответила Мэрилин. – Сорок лет назад это считалось открытием. А сейчас это просто говно.