Он не ответил ни в тот день, ни в два последующих. К среде я уже начал волноваться, но тут трубку сняли.
Незнакомый женский голос:
– Я слушаю вас. Кто это?
– Итан Мюллер.
Она прикрыла трубку рукой и с кем-то поговорила.
– Подождите, – попросила женщина.
Еще один голос, сухой, надтреснутый. Я даже не сразу узнал Саманту.
– Он умер.
Я сказал, что сейчас поймаю такси.
– Стойте, подождите! Пожалуйста, не надо приезжать. Ту т все вверх дном. – Кто-то позвал ее. – Похороны в пятницу. Простите, я сейчас не могу говорить.
– Что случилось? – спросил я, но она уже повесила трубку.
Слава богу, Саманта не слышала моего глупого вопроса. Я и так знал на него ответ. Последние полтора месяца я наблюдал, как надвигается неотвратимое.
Саманта не сказала мне, где состоятся похороны, поэтому остаток дня я звонил малознакомым людям, неловко представлялся и пытался выяснить подробности. Наконец я додумался позвонить в церковь в Мэспете. И нанял машину на всю пятницу.
Я много слышал о похоронах полицейских. О том, что туда приходят толпы людей, что это грандиозные и помпезные мероприятия. Наверное, все это так и есть. Когда умирает молодой полицейский. На похороны Макгрета пришли несколько человек в форме, никакого начальства и уж точно никаких представителей мэрии.
Началась служба. Мы читали молитвы, пели псалмы. Я не очень знал, что когда делать, – Мюллеры вообще народ нерелигиозный, – а потому стоял сзади, сцепив руки за спиной, и старался разглядеть в первом ряду Саманту. Она положила голову на плечо какой-то женщине, наверное ее матери.
«Хвалите Господа,
Ибо благо петь Богу нашему».
Брат Макгрета произнес прощальную речь, за ним старшая сестра Саманты – я никак не мог вспомнить ее имени. Называл мне его Макгрет или нет? Бог его знает. Мы проводили вместе много времени, но обстоятельства, объединившие нас, были столь странными, что я почти ничего не знал о старике. Нет, я знал его, привык к его резким шуточкам, знал, как он боролся за торжество справедливости. Но о его жизни… Что я мог о ней знать? Я пытался угадать, кто здесь кто. Вон тот – может, это его бывший напарник? Тот самый Ричард Сото? Я заметил Энни Ландли и так обрадовался знакомому лицу, что чуть не помахал.
– Конечно, мы все привыкли думать о нем как об офицере полиции. Он и был им, был всегда, при любых обстоятельствах. И делал свою работу замечательно. Когда я была маленькой, он брал меня с собой покататься на машине. Включал сирену на пару секунд, и люди оборачивались, чтобы на нас посмотреть. Я помню, как думала: «Это мой папа! Это они на папу смотрят». Я так гордилась им. Папа, я так тобой горжусь. Мы все гордимся. Мы знаем, какой тяжелой была твоя жизнь. Как ты выкладывался, как переживал за тех, кто обратился к тебе за помощью. Ты никогда не переставал быть тем человеком, которым я так гордилась.