— Так ведь пост, — подзадорил его Сашка, — что ж ты хочешь…
— Какой еще пост… — пуще прежнего разошелся старый рубака. — Для воина постов не бывает! Я когда начинал службу, у нас поп был. Так тот так и говорил: как мечом препоясался, так забудь про всякие посты. Не-эт, я тебе скажу, государь, не русские здесь они. Ты себе можешь представить русского человека, который бы так подло гостей привечал? А? Да русский человек рубаху последнюю снимет, а гостя накормит от пуза. Нет, не русские они. Столько десятков лет живут среди норгов и свеев, что сами уже стали такими же, как эти норги и свей. Так… Язык еще помнят, а нрав уже совсем другой. Да ты возьми хотя бы баронских дружинников. Тоже ведь мнят себя русскими. А говорят по-русски через пень-колоду. Да и как иначе? Ведь у каждого из них и мать, и бабка норгского племени. А начало их роды берут от тех незаконных ублюдков, которых баронов дед местным бабам настрогал. Тоже мне дворяне… Нет, ты как хочешь, государь, а я за пределами Руси жить не согласен. Я лучше вон на Брянщине землицу получу да сам пахать ее буду. Может, повезет, сманю у кого-нибудь крестьян да сдам им землю в аренду. И то лучше, чем иметь крепостных рабов да за каменными стенами от них прятаться. А ты заметил, что барон без пяти дружинников из замка и не выезжает? Заметил? То-то. Боится он их, смердов своих. Презирает и боится.
«А ведь верно подметил Адаш, — сообразил Сашка. — Сколько ехали по Руси — нигде бояре от крестьян за стенами не прячутся. А в Западной Европе дворянские замки — это убежища захватчиков, где они вынуждены сторожиться местного населения».
А гости меж тем прибывали. Каждого из них барон представлял Сашке и Адашу, бывшими сегодня «гвоздем» вечера. Барон Бьорклунд сиял и лучился, являя собой образчик человека, у которого в жизни не то чтобы все хорошо — нет, у него все просто-таки отлично.
Всего за стол уселось человек сорок. Сашку и Адаша барон усадил на самые почетные места, и застолье началось со здравицы, провозглашенной в их честь хозяином. Потом пили за здоровье великого князя Владимирского, за великую княгиню и их деток, за святую Русь и ее доблестное воинство… Вино лилось рекой. А потом явились развлекать гостей музыканты, и подвыпившие гости ударились в пляс.
Сашка, исподтишка наблюдая за происходящим, невольно сравнивал обычаи и манеры этих русских людей и тех, которые жили на родине. И не мог не признать правоты Адаша. Эти, норвежские и шведские, русские своими повадками походили, скорее, на Сашкиных современников, людей двадцать первого века, а не на своих соплеменников, живущих на родине. Они были более суетливы, что ли, и менее чопорны. И — более демократичны, но только между собой. К местному населению они относились совершенно иначе. Сашке довелось услышать, как барон жаловался своему соседу: «Уж сколько лет мы этим скотам несем слово Христово, а они тайком продолжают исполнять свои дьявольские обряды. Не дале как вчера поймал пятерых в лесу. Устроили там тайное капище. Поклонялись своему идолищу деревянному и мазали губы ему кровью. Пришлось схватить их и бросить в подвал. Завтра буду публично наказывать. А идолище поганое мои люди изрубили и сожгли».