Началось обследование, и все мои мысли уходили на то, чтобы поскорее вырваться из тисков Советской армии. Здесь хорошо, но дома всё-таки куда как лучше! Для человека, больше всего ценящего свободу, было просто утомительно глазеть изо дня в день на забор, который явно ее ограничивал. Дела продвигались неплохо, я очень быстро убедил местных врачей, что я самый больной солдат Краснознаменного Белорусского военного округа, а жив еще только благодаря тотальному склерозу, из-за которого забываю вовремя умереть. Секс отошел на второй план — скорее, потому, что я был сыт им по горло, но всё-таки главная причина заключалась в том, что не было не одного солдата, с кем бы я согласился переспать даже в обмен на свободу. Как назло, подобрались одни выходцы из Средней Азии и братского Кавказа. Один вид их обрезанных инструментов вызывал у меня полную алибидемию.
Прошел почти месяц. Я уже поверил в то, что меня комиссуют, но в дело опять вмешался Случай, до этого исправно мне помогавший. Самый Главный Врач застал меня на улице с сигаретой, а это было еще хуже, чем преступление. Уже к вечеру следующего дня я снова был в родной казарме. У входа меня встретил мой новый избранник. Я поздоровался с ним и выразил сожаление, что из-за его наряда мне придется мерзнуть ночью одному. Должен заметить, что по ночам было холодновато, и только поэтому моя реплика не заслужила особого внимания.
После обеда меня вызвал командир роты, который явно намеревался сделать мне внушение. Мой бледный вид смешал его планы, и он участливо стал расспрашивать, чем я занимался на „гражданке“. Я просто не представляю, что бы с ним приключилось, узнай он всю правду. В своем ответе я сделал упор на классический каллиграф. Товарищ майор тотчас расплылся в улыбке и посоветовал мне воздержаться от обмороков, пообещав взамен устроить мне легкую жизнь в качестве взводного писаря. Оральный договор был заключен, и мы мирно разошлись.
Уже к вечеру я понял, что товарищ майор придерживается своих обещаний. Я получил задание сделать какие-то ротные списки (от слова „рота“), после чего сразу принялся за дело. Мое искусство настолько понравилось нашему лейтенанту, что я ждал благодарственного поцелуя хотя бы в щечку. Тщетно! Не услышал даже отрывистого „Спасибо“.
Мои предположения насчет холодной ночи полностью подтвердились. Ежась от холода, я про себя забавлялся местными храпунами. Иногда они наглели до такой степени, что игравшие в карты сержанты вынуждены были бросать в них сапоги. Эта акция имела всегда непродолжительный успех. Уже через несколько минут храп доносился из другого угла и, как бы в отместку, с удвоенной силой.