Мальчик понял, что я не отступлю от своих намерений, и стал послушно раздеваться. Я открыл кран, пустив воду, которая всегда исправно служила глушителем пидовских забав. Быстро скинув с себя одежду, я шагнул в струю воды и затащил туда нового знакомого. Опустившись на колени, я пытался поднять его приличных размеров член и потерпел полное фиаско. Юрик, гад, выжал из бедного парня все соки! Я поднялся и решил познакомиться, после чего предложил Илюшке его трахнуть. Как я понял, фитилек Юрика лишь раззадорил мальчика, поэтому он не стал особо препираться. Сильная струя воды скрыла его стоны. Только я вошел во вкус, как в дверь постучали. Я грубо поинтересовался, кого это черт принес. Оказалось, Юре не терпится узнать, куда делся Илья. Я ответил, что он тоже пошел наверх, прекрасно понимая, что мой ответ Юрку не удовлетворит.
Убедившись, что он отошел от двери, я с удвоенной энергией продолжал вгонять мальчика в состояние невесомости. Илья по неопытности не помогал мне. Пришлось долго дергаться, прежде чем я с достоинством вытащил из него уставший конец.
Когда мы вытирались, меня неожиданно посетила мысль всё-таки отдаться. Наверняка ведь больше не увидимся! Мы опять включили воду. Я кое-как довел Илюшкину письку до приемлемых параметров и с трудом нанизал себя на нее. Мальчик был на автопилоте, я же сочинял оправдание для Юрика. Я успел пролистать в памяти всю свою армейскую жизнь прежде, чем Илья закончил.
Уставший, но довольный, я выбрался из душевой и увидел Юрку. Он сидел на том же месте, где час с лишним назад сидел я. Сделав вид, что ничего не произошло, я попросил Юрика особенно не беспокоиться — Бог велел делиться. И напомнил, что нуждаюсь в дозе пенициллина. Озлобленный сержант с такой силой и неприязнью вогнал в меня шприц, что я его назвал пидарасом. Присутствовавшие сопалатники не подозревали, насколько я был прав, и продолжали заниматься своими делами.
На следующий день обнаружилось, что меня некому везти в госпиталь. Местные врачи понимали, что моя пневмония требовала куда более качественного лечения, чем могли предложить они. Позвонили моему командиру роты, дабы он выделил машину и сопровождающего. За мной пришел Антон. Посадив меня в „газик“, он сам сел за руль, и мы поехали в город. По дороге он продолжил свою давнюю тираду, возмущаясь моим стойким нежеланием служить. Даже выразил надежду на мою скорейшую кончину. Я стал прислушиваться к его речам, надеясь найти в них зацепку, с помощью которой мне удаться перевести разговор на любимую тему. Развратить этого кабана было бы верхом моей пидовско-армейской карьеры. Антон сам спросил, сколько у меня было женщин. Я ответил, что много, но всё же их было гораздо меньше, чем мужчин. Для полной ясности Антон задал давно ожидаемый от него вопрос, на который я достоинством ответил, что я педик. Старший сержант начал говорить о том, что с самого начала это подозревал, что только пидары могут так притворяться больными. В это время я заметил, что мы свернули с основной дороги на проселочную. Ясным и невинным взглядом я посмотрел в отражавшиеся в зеркале очи моего любимого старшего сержанта. Антон вскоре притормозил со словами: „Слушай, Катюха, а давай, я тебя трахну?“ Я молчал, думая, что этот разврат никогда не кончится. Антон приспустил штаны, оголив уже воспрянувший инструмент. Эта зараза чуть ли не в два раза превосходила алдисовскую, и я с дрожью в голосе сказал, что могу принять ее только в рот. Мы перебрались на заднее сиденье, после чего я остался один на один с красивым и очень толстым великаном. Рот мой расширился до предела, но так и не смог до конца обхватить это чудо природы. Со временем оно всё же добралось до глотки и извергло в ее недра огромное количество застоявшегося продукта. Антон поинтересовался, как дела, на что я показал большой палец.