Сарай, который стоял сразу за пирсом, Ване не нравился категорически!
— Аккуратней! Пааааалубные! Вы, вашу мать, куда смотрите? Мешки!
Ермолаев бутафорил очень качественно — сейчас и босс и полковник для него были лишь неуклюжей тупой матроснёй. Алексеев спохватился и за борт улетел набитый травой кожаный мешок. Борт лодки мягко стукнулся о брёвна пирса и полуголые швартовщики прыгнули на причал.
Иван стоял спиной к сараю, ощущая голой спиной не только солнечные лучи но и…
«Я или параноик, или…»
Было страшно. Очень. Канат не слушался и ни в какую не желал наматываться на тумбу. Алексеев, притянувший корму к причалу, уже закончил свою работу и выпрямился.
«И? И? И…»
Сердце в ушах стучало так, что Иван не слышал ничего, кроме своего дыхания. Что делалось у него за спиной (и делалось ли вообще) он не знал.
«Ха!»
Губы у Вани сами собой расползлись в улыбке — глаза полковника медленно вылезали из орбит, а у стоявшего на палубе Франца ещё более медленно отвисала челюсть.
«Понеслась»
Иван выпустил верёвку из рук и безумно долгую четверть секунды разворачивался лицом к неведомой опасности.
Десять теней. Доля секунды.
«Их много»
— А-а-а-а-а!
Замедленная «съёмка» закончилась. В уши пробился многоголосый крик «лла!» и события понеслись вскачь. Как заправский регбист, Иван, не успев разогнуться, с низкого старта понёсся вперёд — прямиком на серые тени.
Если хотя бы один из бойцов Таипа был нормального веса, то на этом жизнь Ивана Маляренко и закончилась. Но ему повезло — отощавшие до состояния узников Бухенвальда турки отлетали от костлявых плеч Ивана, как кегли в боулинге. На редкие удары дубинками по спине и заднице, полуголый капитан «Мечты» внимания не обращал, а от топора ему повезло увернуться. Следом, вопя что-то матерное и размахивая кулачищами направо-налево, громадными прыжками нёсся Алексеев, своей широкой спиной начисто перекрыв Ермолаеву возможность отстрелять кучку смуглых налётчиков из автомата.
— Да ты ж… н-на!
Иван проскочил всех нападавших за два секунды и с удивлением обернулся. Чернявые доходяги валялись на пирсе изломанными кулями, а одному особо крепкому (или до кого Иван не смог дотянуться) Алексеев смачно и разухабисто бил морду. С ххеканьем, оттягом и душой.
— Н-на! Н-на!
Голова турка моталась, как боксёрская груша, а сам он только мычал и хрипел. С «Мечты «, матерясь, горохом сыпались остальные бойцы, размахивая мачете во все стороны, а враг лежал и не шевелился — победа была полнейшая.
— Господин! Господин! Пожалуйста!
Маляренко обернулся — из сарая, вопя, причитая и рвя на себе волосы, ползли на коленях женщины.