Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых (Звягинцев) - страница 169

— Да что такое месяц, Тамара Николаевна? Мужчины, они такие, за делами обо всем забывают. У меня вот тоже муж в воюющей стране оказался, хотя дипломатов чужая война не касается, а все же…

Она говорила это, а сама думала, что письмо написано, похоже, сразу же после событий, о которых говорилось в тунисском журнале. Но он ничем на них не намекнул, даже, напротив, соврал, что отмечал Новый год в ресторане. И что же, сразу из–за стола в бой? Впрочем, могло и так случиться, ехал после праздничной ночи в свою часть и попал в перестрелку.

И его внезапный отъезд, похоже, как–то с этим связан.

Но все–таки ничего существенного она не узнала. Получается, последний шанс использован. Разве что, прощаясь, попросить Тамару Николаевну сообщить ей, когда Вадим объявится. Под каким предлогом? А без всякого предлога. Вернулась домой, восстанавливаю старые связи. Расстались мы с Вадимом по доброму согласию, без всякой вражды. Отчего бы ни повидаться при случае?

Так она и сказала.

— Ну почему же нет? Позванивай мне, всегда рада тебя слышать, — но, когда Елена действительно собралась уходить, вдруг придержала ее за руку. — А ты не боишься?

— Чего?

— Знаешь, в жизни по–всякому бывает. Вот встретитесь, вечер воспоминаний и так далее. И вдруг на старое потянет?

— Вас это волнует? — с некоторым вызовом ответила Елена.

— Меня — совершенно нет, — спокойно ответила мать. — Вадим — человек взрослый, к тридцати дело идет. О тебе думаю. Жизнь окончательно поломать не боишься?

Елена хотела ответить какой–нибудь подходящей дерзостью, но неожиданно для себя махнула рукой:

— Ах, да что там уже ломать?! — и расплакалась неудержимо.

Тамара Николаевна долго ее успокаивала, заставила проглотить овальную синюю таблетку, и потом только и начался у них настоящий разговор. Но о заметке с фотографией Елена так и не сказала.

Потом же случилось настоящее чудо.

Нет, не возник на пороге Вадим Ляхов собственной персоной, как следовало бы по канонам сентиментального женского романа, а просто вернулся со службы его отец, Петр Аркадьевич, высокий, вальяжный и дородный, совсем не похожий на Вадима, в черном флотском пальто с широкими серебряными погонами.

Не раздеваясь, с порога протянул жене простой желтый конверт.

— От Вадима. Только что в служебной почте нашел.

И только после этого заметил Елену.

— О, у нас гостья! Двойная радость. Сейчас обедать будем. И даже с шампанским.

Тяжело, чуть вразвалку ступая, словно по палубе корабля, он пошел на свою половину квартиры, на ходу расстегивая пуговицы пальто.

Тамара Николаевна жадно пробежала глазами листок, потом прочла еще раз, медленно. Протянула письмо Елене.