— Это вы правильно сообразили. Ваше от вас не уйдет. И жалованье по ведомости тоже будете получать капитанское. Остальное — на книжку. Последнее, что могу пообещать, — не понравится, рапорт об отставке напишете — сразу подпишу. Только мне отчего–то кажется, что не напишете.
— Посмотрим, — уклонился от прямого ответа Тарханов.
«Это мы еще посмотрим, кто рапорты раньше надумает писать».
…Следующий раз со своим новым начальником, капитаном второго ранга Кедровым, перешедшим в гвардию из морской пехоты и продолжавшим носить на камуфляжной рубашке флотские погоны, Тарханов встретился, когда уже переоделся в положенную по времени и обстановке форму.
Поздоровался совершенно в рамках субординации.
Ты командир, я рядовой, вот и вся дипломатия. Молчи, когда с тобой разговаривают.
Но перед этой встречей Сергей привинтил свой Георгиевский крест над левым карманом повседневного кителя.
Кедрова, похоже, это не задело.
— Независимо от прошлых заслуг начинать придется с самого начала, — сообщил кавторанг, ощущающий себя командиром–единоначальником. — Специфика у нас. Раньше в каких должностях служили?
— От взводного до комбата.
— И вдруг в рядовые потянуло? — Кедров, скорее всего, подумал, что капитан разжалован за какую–то провинность. Бывало такое, и не раз, герой, вся грудь в крестах, а накуролесил чего–то, и — пожалте бриться. Но вроде ничего подобного в документах нового сотрудника не отмечено. Да и Савичев не заикнулся, а должен был бы, если действительно штрафника в отряд отправил.
— Начальству виднее, — не стал помогать новому командиру Сергей.
— А что умеете?
Вопрос показался Тарханову глупым. Захотелось поставить кавторанга на место, поскольку еще неизвестно, что он сам умеет и вправе ли задавать вопросы. Но ответил он все равно аккуратно.
— Как все. Стреляю понемножку, из всего, что стреляет, и в пределах технических возможностей. Умею любое количество обормотов срочной и сверхсрочной службы построить в парадный расчет и заставить делать все, что требуется сегодня. Боевые машины водить умею. На вертолете летал (причем совершенно было непонятно слушающему, пассажиром летал или же в качестве пилота). Карту читаю свободно. Тремями языками владею. Все, наверное.
— Это понятно, мы тут все такие. Только языками не тремями, а двумями, поскольку командный и матерный — это одно и то же. — Кавторанг сказал это без улыбки. — А крест за что?
— Кто его знает. Наверное, за то, что при всех своих умениях за восемь лет ухитрился остаться в живых.
— Ага. У нас все то же самое плюс многое другое.