Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых (Звягинцев) - страница 39

Розенцвейг уставился в переносицу Ляхова требовательно–вопрошающим взглядом.

— Вы там, кажется, подобрали какой–то сувенир?

— Это вы о чем? — изобразил непонимание Вадим.

— О сабле. Была там какая–нибудь сабля?

— А–а… Теперь понял. А в чем вопрос? Подобрал. Сама на глаза попалась. Какой–то старый фанатик таскал с собой по горам антикварную вещицу. На счастье, наверное, — он попытался сострить, но сразу понял, что выходит не то. — Ну, не бросать же. Не я, так другой взял бы. Те же летчики или из ваших кто. Нормальный трофей. Причем подобран на нейтральной территории. Ваше государство претензий иметь не может. Разве только наследники этого старика… Да и то вряд ли хоть один суд признает их права. — Он замолчал, понял, что словно бы оправдывается. А в чем? И, главное, перед кем?

Розенцвейг выставил вперед обе раскрытые ладони.

— Разумеется. Никто и не собирается оспаривать ваших прав. Хотя лучше бы вы оставили ее там, где увидели. Тогда одной проблемой было бы меньше. Для вас лично.

Делая после каждой фразы солидный глоток пива или же затягиваясь сигаретным дымом, майор поведал изумленному, а теперь уже и встревоженному Ляхову нечто, более уместное в сборнике рассказов Стивенсона или Конан Дойла, нежели в нормальной жизни.

Пресловутая сабля, по словам Розенцвейга, была не просто антикварным изделием средневековых оружейников, а неким талисманом, одновременно символом власти и святыней одной из исмаилитских сект, восходящей непосредственно к «скрытому имаму», легендарному потомку и правопреемнику самого Магомета. И слух о ее исчезновении уже разнесся по всем исмаилитским общинам Ближнего Востока, если не дальше.

— Так быстро? — наивно удивился Ляхов.

Майор приоткрыл в ироничной усмешке длинные желтоватые зубы.

— Если бы вчера утром было утеряно знамя вашего полка…

Вадим понял.

Не понял он другого — чего ради столь ценную реликвию потащили в горы, на рядовую да вдобавок плохо организованную акцию. Ей бы храниться под тремя замками в недоступной крепости.

— Вот именно, — согласился с ним Розенцвейг. — Мы тоже обратили на это внимание. Но факт есть факт. И теперь каждый исмаилит, а также многочисленные добровольцы других убеждений, желающие заработать, будут искать святотатца днем и ночью, здесь и до самого края света.

«Веселенькая перспектива, однако», — подумал Вадим, пока еще не осознавая полностью, чем это ему грозит. Но неприятный холодок уже скользнул по спине.

— Так, может, вернуть им ее с извинениями да и забыть об этом. Еще и вознаграждение получить, — бодрясь, хохотнул он.