Переплывали Амур на небольшой лодке, в борта которой то и дело била волна с крупными, в размер градин, кусками шуги[46]. Грести было трудно. Васятка и Семка, меняясь поочередно на веслах, то и дело шепотом переругивались.
— Язвить тя в рот-от! — ворчал Васятка. — Того и гляди снесет!
— Ледостав скоро, — спокойно вторил Семка. — А ты взял бы левее, в аккурат течение бы и прибило к Свиному Уху.
— А я куда, по-твоему, беру? Туда и беру, глянь-кось!
Противоположного берега, однако, достигли без приключений. Привязав лодку в кустарнику, парни нырнули в бурелом, начинавшийся уже метрах в пяти от берега. Офицеры последовали за ними. Шли молча, офицеры вешили тропки прутиками с цветными тряпочками, набрасывали кроки[47] местности. Парни с любопытством наблюдали за художеством офицеров, молча переглядываясь и улыбаясь безусыми ртами. А про себя дивились, до чего ж выходит складно и похоже.
Спускались сумерки. От Верхнего Тамбовского удалились уже верст на пятнадцать. Заночевать решили в неглубоком распадке, укрывшись шинелями. Перед сном плотно поужинали. Офицеры вытащили из мешков тушенку, хлеб. Семка и Васятка, подмигнув им, угостили спутников вкусным подкопченным салом. В караул встали Васятка с Прониным. Через три часа их должны были сменить Семка и Чухно. Еще через три — Пронин с Межировым.
Пронин закурил и быстро задул спичку.
— Конперация? — спросил Васятка.
— Она самая, — улыбнулся подпоручик. — Ты не куришь?
— Не-е! Пробовал как-то, да не по душе оно. Горько.
— И то верно. Завтра до озера дойдем?
— Если только с солнышком тронемся. Да и то лишь к вечеру, тут верст двадцать ищо.
— И обратно тридцать пять, — прикинул Пронин. — Как раз послезавтра вечером должны возвратиться.
— Тогда придется всю завтрюю ночь идти, — подсказал Васятка.
— И пойдем, нам не привыкать. А ты что, боишься?
— Куда там! — обиделся парень. — Я хоть в солдатах и не был, однако на медведя сколько раз хаживал! С этим самым ружьем! — он хлопнул по ременной лямке, накинутой на плечо.
— Боюсь, что если нам встретится враг, то этот зверь будет пострашнее медведя, — предостерег Пронин.
— Ерунда! У меня жакан![48]
— А у них, возможно, будут трехлинейки, — не сдавался Пронин.
— Да вы посмотрите сами, ваше благородие, какой прок в такой гуще от винтовки-то? — Васятка провел руками по сторонам. Вокруг плотной стеной стоял лес. — Наверняка стрелять можно, только ежели близко подойти. А в таком случае нету разницы — винтовка, ружье ли. Жакан — он так изурочит грудь, что никакие врачи не спасут.
Пронин вынужден был признать правоту парня.