Свой арест Илмар Струд перенес внешне стойко, но в душе поселилась глубокая обида. Отдав всю свою сознательную жизнь коммунистической партии, он теперь этой самой партией осужден. Да ладно бы за дело, а то ведь — огульно, впопыхах, для выгоды момента. Это словечко, «момент», Струд неоднократно слышал на партийных собраниях, встречал в большевистской литературе. Если было написано «момент» — значит, никакие отговорки недействительны, вывороти себя наизнанку, но сделай все в угоду этому самому моменту. И это было несправедливо, по его мнению. Как же так, а где же не то ли что мало-мальская человечность, но просто логика? Ведь как, например, противостоять вооруженным до зубов белобандитам, если их сто человек, а у тебя всего взвод, к тому же мало обученных, непрофессиональных бойцов?
Но эта логика в расчет не принималась. Уступил, проиграл — значит, недосмотрел, расслабился, следовательно — враг. Это и было самым несправедливым. В результате приговор безапелляционен — под суд.
Суда, конечно, никакого не было. Струда поместили в одиночную камеру Благовещенской тюрьмы, неплохо кормили, приносили газеты и книги, разрешали прогулки по тюремному двору. На допросы тоже не вызывали, ограничиваясь тем, что раз в неделю в камеру заходил какой-нибудь непременно новый политработник и расспрашивал у Струда про бои, про настроение бойцов, про тактику врага. Струд насколько мог, рассказывал подробно и обстоятельно. Говорил открыто и начистоту: понимал, что раз спрашивают — значит действительно интересуются реальным положением на фронте. Его партийная совесть оставалась чистой. Струд объяснял, что если с мятежниками еще можно справиться, сконцентрировав войска в направлении основного удара, то вот с регулярными войсками, пусть их и немного уже у белых, в случае их наступления совладать будет значительно труднее. И тогда уж, намекал Струд, партийным товарищам не обойтись без таких, как он, понимающих толк в войне. Понимающих не на словах и не из уст пропагаторов. Так и сказал, а потом настороженно замолчал, ожидая, какой эффект произведут эти слова на визитера.
Тот, на удивление, воспринял мнение Струда с должным пониманием. Поинтересовался качеством солдатского обучения в частях и гарнизонах, выслушал пожелания. Пожелание у Струда было одно — вернуться в строй и помочь молодой республике советов как можно быстрее покончить с врагами.
«Мы учтем ваши пожелания», — соглашался визитер и уходил, а Струд снова и снова томился от безделья и думал о своей судьбе, ее перипетиях, взлетах и падениях.