– Одного я не понял, - улыбнулся Макс в тот день, уже уходя. - Почему ты так и не сняла носочки? Они, конечно, красивые, но все-таки, почему?
Рита легонько хлопнула пальцами по его губам.
– Потом как-нибудь скажу… может, это мой особый секссекрет.
Когда за ним закрылась дверь, Рите пришлось срочно сесть на стул, ибо у нее подкосились ноги. «Это все происходит не со мной, этого не может быть. Просто в природе не существует такого счастья». Она бросила взгляд на розы, которые уже стояли в вазе на серванте. «Как я объясню эти розы? - подумалось ей. - Впрочем, какое имеет значение, что я скажу? Что-нибудь скажу. Например, нашла на улице». И она рассмеялась, не в силах ни встать, ни что-либо делать, ни даже думать.
Людмила Сергеевна всегда любила первый снег, даже быстро тающий, еще робкий и незимний. Она вообще любит белый цвет. И почему говорят, что это цвет смерти? Вот еще вчера: улицы были черно-коричневые, мрачные и грязные… А сегодня все засверкало и повеселело. Как красиво блестят нерастаявшие снежинки на ресницах женщин, придавая им какую-то средневековую таинственность! И еще с детства Людмила Сергеевна всегда пробовала первый снег на вкус, причем очень просто: высовываешь язык, и он сам падает к тебе в рот. Когда была девочкой, это можно было делать без стеснения, откровенно разевать рот и ждать, когда снежинки опустятся на язычок, и каждый раз надеяться, что снег все-таки окажется сладким. Ну, а теперь… Пожилая дама должна себя блюсти, то есть делать это потихоньку, чтоб никто не видел. И, несмотря не все свои тяжкие думы, Людмила Сергеевна все искала удобного момента, чтобы попробовать снег с детской надеждой на чудо: вдруг сладкий? Уже близко метро, а она все никак не найдет удобного случая. Хотя, ей-богу, даже странно, как она еще может быть озабочена чем-то другим, кроме: у Макса продолжается роман со взрослой дамой, которая к тому же Юлькина знакомая, а Юлька-то зациклилась на этом до такой степени, что вусмерть поругалась с братом, и ко всему прочему Роман собрал вещички и переехал к матери. Юлька сообщила об этом по телефону таким будничным голосом, что Людмила Сергеевна поняла: за этим спокойствием - истерика. Вот таким же голосом и тоном она много лет назад сказала матери по телефону из Ленинграда, что «Ромка разбился, наверное, умрет».
Как и тогда, Людмила Сергеевна поехала к дочери сразу же. И нашла ее тупо сидящей в кухне перед разбитым окном. Аська хныкала и капризничала, боясь высунуть нос из комнаты. Из окна жутко дуло - не май все-таки. Люся бросилась закрывать его одеялом. «Что произошло?» - «Всплеск эмоций брошенной жены», - ответила Юлька. «Хорош гусь! - думала Людмила Сергеевна, растягивая одеяло вдоль окна и пытаясь за что-нибудь его зацепить. - Окно не мог заделать. Ушел, бросил жену, дочь в квартире с разбитым окном. Дрянь! Они ж целую ночь мерзли!»