— Ну так чем же я обязан?..
Чиринна начинал нервничать. Левый глаз у него Дергался от тика и то и дело почти совсем закрывался. Сквозь узкую щелку он мрачно глядел на комиссара.
— Я по личному делу, — сказал Каттани, стараясь увести Чиринна в сторонку.
— И что же это за дело?
— Насчет синьорины Печчи-Шалойя.
— А! — Лицо Чиринна перекосилось от еле сдерживаемого бешенства. — И чем же я могу быть полезен нашей маленькой герцогине?
— Вы можете сделать очень много. Например, оставить ее в покое.
Вспыльчивость сицилийцев, когда дело касается женщины, всем известна. Задетый за живое, Чиринна раздул ноздри и тяжело задышал, как взбешенный бык.
— Говорите — оставить в покое? — Он попытался вложить всю свою ненависть в циничную остроту. — Но ведь она... нуждается во мне.
— Теперь уже нет, — сухо ответил Каттани. — Она больше не нуждается в услугах того рода, что вы имеете в виду.
— Да неужели? Может, она стала святой?
— Это уже не ваша забота. Выбросьте ее из головы — и все.
Чиринна не в силах был больше сдерживаться. Он ощутил во рту вкус желчи. Да кто такой этот легавый, что позволяет себе приказывать ему?
— Послушайте, комиссар, — прошипел он сквозь зубы, — а по какому праву вы пришли требовать от меня этой жертвы?
— Я мог бы ответить — по праву сердца: нас с Титти связывает любовь.
— Связывает любовь, — насмешливо повторил Чиринна.— А разве у вас нет жены?
— Это вас не касается, — сказал Каттани по-прежнему сдержанно. — Вы отойдите в сторонку, и дело с концом. Могу я на это рассчитывать?
Чиринна уставился куда-то вбок, словно ревность его оглушила.
— Можете, можете, но сейчас убирайтесь. Исчезните.
Каттани не спеша погладил хромированный нос «ровера». Так же неторопливо повернулся и направился к двери. «Проклятая полицейская ищейка, — злобно повторял про себя Чиринна, — здесь у тебя не выйдет командовать. Здесь мы на Сицилии, на моей родной земле».
Им овладела дикая ярость. При мысли, что он должен отказаться от Титти, его бросало в дрожь, он задыхался от бешенства и возмущения.
* * *
Эльзе стояла с кистями в руках перед белым холстом. Из окна гостиной в вечерних сумерках виднелось море, усеянное десятками дрожащих огоньков. Синьоре Каттани хотелось перенести это зрелище на полотно. Но ей никак не удавалось сосредоточиться. Она отложила кисти и вышла на террасу. Воздух был свеж и прохладен, и она зябко передернула плечами. Потом обвела взглядом панораму раскинувшегося внизу города, остающегося для нее все еще чужим, города, который (теперь она была в этом уверена) навсегда отнимет у нее мужа.