Если все происшедшее в кибитке не касается Урака, то почему оказался в тугаях его окровавленный пиджак?
А может быть, что-нибудь случилось с тем гостем, который приезжал к Ураку за сутки до его исчезновения?»
Перед Вахобом возникли десятки новых «почему?»
* * *
Кабиров отлично понимал, что «шелковое дело» могло оказаться «мокрым». Поэтому, скрепя сердце, приказал написать по делу справку и направить ее в Душанбе, в управление милиции. И это обрадовало Вахоба. Отношение Кабирова к «шелковому делу» еще раз убедило Вахоба в том, что начальник стремится создать видимость хорошей работы отдела за счет мелких, незначительных дел.
Об этом Сангинов разговорился как-то с Философом. Тот почесал затылок и, сморщив лоб, изрек:
— Подгонять отчет? А чего особенного? Очковтирательство! Оно от страха. Это древнее явление. Когда на дикаря нападал более сильный зверь, ну, например, медведь, наш предок, говорят, делал страшное лицо, издавал боевой рев и устрашающе прыгал на месте, всем своим видом старался показать, что он очень силен и не боится медведя. Медведь чаще всего уходил, не хотел связываться с отчаянным двуногим существом. Наш предок втирал медведю очки насчет своей силы. Так и наш начальник толкает в отчет всякую мелочь — цифры на вид все одинаковые. Тоже самосохранение. Боится потерять свое дубовое кресло. А ты, лейтенант, молодец, снова разворачиваешь большое дело, мы тебе завидуем,— похвалил Философ Сангинова, имея в виду «шелковое дело».
— Нет, Беков, в «шелковом деле» пока никакого просвета. Тысяча вопросов и тысяча темных мест. Много придется поработать, иначе начальник меня съест.
— Да, уж если у тебя, лейтенант, что-нибудь не получится, скушает он тебя с аппетитом. Только ты не унывай, Вахоб, мы, если что, тебя поддержим.
Сангинов все больше замечал, что рядовые и офицеры относятся к нему с уважением. Стычки с начальником не пошатнули его авторитета в коллективе.
Мирзоахмедов, видя всю вздорность анонимного письма, не спешил с проверкой. В душе он раскаивался в том, что доложил начальнику. А вскоре события развернулись так, что необходимость в проверке вовсе отпала.
Однажды в кабинете Сангинова раздался телефонный звонок. Подняв трубку, он услышал радостный, взволнованный голос Лютфи:
— Вахоб, зайди ко мне! Побыстрее!
Случилось что-то необыкновенное. Раньше Лютфи никогда сама к Сангинову не звонила и тем более не приглашала к себе. Сложив бумаги, Сангинов быстро пошел в библиотеку. Лютфи сияла. Смуглые щеки порозовели, глаза так и сыпали радостные искры.
— Читай, Вахоб! Я свободна!— Лютфи подала Сангинову бумагу, а сама закружилась среди книжных шкафов.