Развесистые купы орешника и грабовых деревьев целиком заслоняли изумрудно-зеленый, украшенный керамикой, дом Гамза-хана! Выстроен он был еще во время царствования Надир-шаха, когда великий завоеватель, утопая в славе воинских подвигов и богатстве, сооружал себе руками европейских мастеров в Ашрафском дворце Шаха Аббаса замок «Сорок колонн». Тогда же по заказу деда Гамза-хана заморские зодчие, мастерски сочетая персидский и венецианский стили, воздвигли в Ноукенте этот красивый ханский чертог.
Уже тогда владетельный предок Гамза-хана питал слабость к европейским красотам. С годами эта слабость переросла в болезнь и ею «отравились» сиятельные потомки. Отец Гамза-хана, а впоследствии и сам Гамза-хан, с фанатическим усердием европеизировали свое летнее гнездовье. В нем стояла французская и английская мебель: шкафы, диваны, оттоманки; окна были занавешены тяжелым светло-голубым бархатом. И только на полах красовались персидские и туркменские ковры...
Дух Европы коснулся и домочадцев Гамза-хана. Почти каждый год жена его, Ширин-Тадж-ханум, светская женщина, выезжала с мужем в Тегеран, была знакома с английскими дипломатами и офицерами. Там, в пышном свете, она вовсе не пользовалась чадрой. И только здесь, в поместной деревеньке, приличия ради, не открывала свое лицо перед непросвещенной чернью...
Всадники остановились у ворот поместья хана. Двое остались сидеть в седлах, а Мир-Садык спешился и, поздоровавшись с привратником, прошел во двор. Над головой гостя буйно зашелестела листва. Он поднял голову и огляделся, затем неспеша направился по аллейке к дому. Посреди двора, он увидел хауз, сверкавший родниковой водой. На мраморном парапете хауза сидела девушка лет четырнадцати — дочь Гамза-хана, Лейла. Подойдя, Мир-Садык поклонился ей и, оглядывая широкий айван и балкон над ним, спросил, можно ли увидеть госпожу. Девушка испуганно стрельнула в воина большими черными глазами и быстро скрылась в доме. Мир-Садык, задохнувшись от красоты Девушки, тронул согнутым пальцем усы. Лицо у нее было чистое, губы алые, как лепестки розы, а глаза глубокие, нежные. Он опомнился, когда услышал голос слуги:
— Пройдите сюда, господин!
Мир-Садык приблизился к дому и поднялся на айван, где с подружками сидела госпожа. Закрывшись чадрой, она некоторое время наблюдала за ним через сетчатую ткань.
Затем, осмелев, откинула чадру и спросила, что ему от нее нужно. Она была так же красива, как и ее дочь, только старше. Можно было предположить, что и Лейла будет точно такой, когдп станет взрослой. Мир-Садык залюбовался прелестным лицом и обворожительной улыбкой. Сильно покраснев, потому что в мозгу его шевельнулась вожделенная мысль, он сказал госпоже: