Вернувшийся в эскадрилью Спатарель много раз предлагал: «Брось ломать голову, Константин Васильевич. Как другие, так и мы сделаем». Он хорошо знал, что другие эскадрильи тоже еще не имели планов. Но Маслов не унимался, понимая, что по старинке работать в авиации уже нельзя. Программа устраняла стихийность, а это главное. Пусть программа и с недостатками, но зато приближала учебу к требованиям войны. Ведь до сих пор выполнялись только «голые» полеты, без тактической обстановки. Это имело смысл, пока авиация переходила с «вуазенов» и «хевилендов» на новые самолеты и надо было овладевать техникой пилотирования.
В новом 1925 учебном году недавно назначенный председатель РВС [РВС — сокр. Революционный военный совет] Фрунзе и исполняющий обязанности начальника ВВС Баранов потребовали от авиации перейти от «фигурянья» и «парадности» к обучению тому, что необходимо на войне: «Каждый полет на тактическом фоне, с борьбой против воздушного «противника»; все полеты с вооружением, чтобы вырабатывать «сноровистость» действий в кабине; работа частей различных родов авиации по единому плану, с противодействием друг другу; бороться со старой психологией летного состава — отвращением к «писанине» — и документально оформлять каждый полет после тщательного разбора».
— В считанные месяцы нужно заставить авиацию жить новой жизнью, чтобы молодые кадры военлетов, прибывающие в части, не приобщились к порочным традициям старой авиации, — с горячностью доказывал Маслов в полемике с теми, кому не нравились новые требования. — Поверьте мне, старому пехотинцу, авиация здорово отстала от армии и флота в вопросах порядка и дисциплины, а кто неряшливо одевается, тот, стало быть, неряшливо и летает. Да, да, не улыбайтесь. Он может эффектно кувыркаться, как циркач на ярмарке, но не как гимнаст, который тоже кувыркается, но делает это чисто, так сказать, не подгибая колени.
— Ну, ну, — подшучивали над ним «старые» летчики, — вам небесная канцелярия быстренько вывернет ваш план шиворот навыворот. У нее свои законы. Там, где у вас по плану «безоблачно и полеты», у нее в это время дождь и град с кирпичами.
Женя слышал эти разговоры. И был на стороне Маслова. Да не он один — вся молодежь, прибывшая в эскадрилью из авиашкол, была за порядок и дисциплину, чем огорчала носителей «добрых традиций авиации», многие из которых просто путали их с партизанщиной, захлестнувшей некоторые авиаотряды во время гражданской войны.
* * *
По дороге в деревню Ратаново Евгений меньше всего думал о докладе «Все в Доброхим!», который он должен был прочитать на сходе крестьян. С этой деревней и сегодняшним днем у Птухина связывались свои планы.