— В действительности я чувствую себя гораздо хуже, чем имею право. Я слишком редко показывался в поместье. Признаться, мне было здесь довольно одиноко, даже при жизни отца. А без Мориса и вовсе невыносимо. Детям нужно, знаете ли, быть с детьми, а мне запрещалось играть с крестьянскими.
Мадлен тоже была лишена общества сверстниц с тех пор, как ее взял к себе Филипп. Однако покровитель всегда находил для нее время, и она подумала, насколько хуже приходилось юному графу. И еще один камень выпал из стены, которой она когда-то отгородилась от него.
— Я хочу уехать отсюда, Мади, — продолжал граф. — В любом случае мне нужно сейчас направляться в Бретань. Я должен передать одно письмо. Честно говоря, я до сих пор не решил, чем буду заниматься дальше. Знаю только, что не собираюсь покидать Францию. В общем, чувствую себя сейчас как корабль без руля и ветрил… — Грустно улыбнувшись собственному непривычному красноречию, он поднялся и поставил бокал на каминную полку — Так вы не против выехать столь скоро?
Мадлен покачала головой и встала проводить его. Они оказались совсем близко.
Выражение лица графа смягчилось, и он со вздохом протянул руку, чтобы коснуться волос Мадлен, мягкой, блестящей волной лежавших на ее плечах.
— Сегодня они были похожи на солнечный свет, — серьезно сказал он, — а при свечах сияют, как расплавленное золото.
Мадлен не ожидала, что Люсьен способен на такую поэзию, и когда его рука, проводя по волосам, случайно коснулась ее щеки, она ее не оттолкнула. Граф оказался таким замечательным человеком, теплым, лиричным. Что-то затрепетало в ней, и она не могла понять, что это.
После мгновенного колебания он нагнулся и поцеловал ее в щеку. Конечно, она позволила. В конце концов, они были друзьями, а иметь друзей так приятно! Когда же губы графа скользнули к ее рту, глаза Мадлен удивленно расширились. Но прикосновение было таким мимолетным, что она не успела даже возмутиться.
— Спокойной ночи, Мадлен, — прошептал Люсьен чуть хрипло. — Приятных снов.
И он ушел, не дав ей опомниться, а она еще несколько секунд стояла, неотрывно глядя на дверь. Сердце ее учащенно билось, на губах остались сладкие следы его поцелуя. Никто, даже Филипп, не целовал ее в губы, и она с удивлением обнаружила, что ей это нравится, так нравится, что она хочет продолжения. Ей было двадцать лет, и она впервые почувствовала пробуждающееся желание. Это было тревожное ощущение, и долго еще этой ночью Мадлен лежала без сна.
Рано утром следующего дня они снова отправились в путь. На этот раз граф предпочел ехать в экипаже с Мадлен. Его конь был привязан сзади. Бывали моменты по дороге из Парижа, когда она обрадовалась бы его обществу, но сейчас чувствовала только мучительную неловкость. В карете царило молчание. Мадлен испытывала ужасное напряжение. Один раз она заметила, что граф наблюдает за ней из-под приспущенных век, и почувствовала себя мошкой под увеличительным стеклом.