— Мне казалось, король уступил их требованиям, — сказал другой дворянин.
— Конечно, уступил, — ответил Филипп, — но только на четвертый раз, когда прибыла очередная делегация, уже от всех трех сословий. Если бы он не уступил, это означало бы отделение Бретани.
Граф де Ренье сардонически улыбнулся.
— Вы, бретонцы, ничуть не изменились — в большинстве своем остались непокорными дикарями.
— Да, Люсьен, я бретонец, и весьма горжусь этим! — категорично заявил маркиз, явно не настроенный шутить.
— Но, сударь, — возразил де Ренье, — вы продали свое тамошнее поместье и уже много лет не бывали в тех краях.
— И вы без памяти любите Париж, — вставила Мадлен.
Филипп рассмеялся, несколько принужденно.
— Верно, люблю. Если бы Париж находился в Бретани, я даже стал бы его патриотом! — Гости рассмеялись словам маркиза. Дождавшись тишины, он продолжил: — Все эти годы я сохранял за собой дом и усадьбу в бретонской глуши: с этим местом у меня связаны особые воспоминания.
— Кершолен… — Мадлен нежно улыбнулась ему.
— Я просто не мог расстаться с ним, моя дорогая, после того, как нашел тебя там у одной из хижин…
Граф презрительно фыркнул.
— Какая романтическая чушь!
Мадлен взглянула на говорившего и успела заметить, быть может, не ускользнувшее и от Филиппа, неприязненное выражение на его лице.
Виконт де Брюньер вздохнул.
— Моя жена говорит не просто об отъезде из Парижа, но об отъезде из Франции. У нее родственники в Англии, и она считает, что ради детей мы должны поехать к ним на неопределенное время.
— Глупо так спешить с отъездом, — заявил Филипп. — Теперь, когда у нас есть Национальное собрание, все может и уладиться. Как по-твоему, Люк?
— Согласен.
— А если станет еще хуже? — спросил де Брюньер.
— Что бы ни случилось, меня из Франции не выживут! — Казалось, в тоне, которым были произнесены эти слова, граф выразил все свое негативное отношение к тем, кто эмигрирует.
Как он высокомерен, как спесив! Хотела бы я увидеть этого человека в унижении, не по-христиански подумала Мадлен — и тут же вспыхнула, встретив пристальный взгляд гордеца и поняв, что он прочитал ее мысли.
Весь остаток вечера она старалась держаться подальше от де Ренье. Это не составляло труда, поскольку граф, как правило, приходил на подобные собрания исключительно ради того, чтобы пообщаться с Филиппом и другими мужчинами.
Когда заиграл струнный квартет, несколько пар закружились в танце. Граф, кажется с молчаливого одобрения Филиппа, подошел к Мадлен и пригласил ее на танец. Это не вызвало в воспитаннице маркиза радости, однако хорошие манеры заставили ее грациозно принять приглашение и даже пролепетать какие-то слова благодарности.