— Ты и Филипп никогда… Клянусь всеми святыми, в это трудно поверить! — пробормотал он.
— Люк, я… — Она протянула к нему руку, но, не дотронувшись, уронила ее.
— Не говори ничего. — Он старался держать себя в руках, хотя желание было таким сильным, что причиняло почти физическую боль.
— Извини… — Голос Мадлен прервался от слез. Ведь она тоже страдала!
— О Боже, разве я не просил тебя помолчать? Никогда я не овладевал женщиной против ее воли, но если ты и дальше будешь извиняться — могу начать прямо сейчас!
Неловко поднявшись на ноги, де Ренье направился к двери, на ходу приводя в порядок одежду. Дверь распахнулась, а потом резко захлопнулась. Граф оставил ее одну.
Мадлен села на одеялах, не в силах даже плакать. Она чувствовала себя отвратительно, хотя и знала, что поступила правильно, остановив его. Ее растерянность постепенно сменилась гневом. Она почти полюбила его, а он все испортил! Как они теперь смогут быть друзьями?
Более того, он воспользовался ее слабостью. Ведь он же с самого начала должен был предвидеть, куда приведут поцелуи. Ей было страшно и подумать о том, как они с графом встретятся утром. Но выбора все равно нет. И Мадлен напомнила себе, что они почти добрались до фермы и скоро Люк оставит ее. Однако это почему-то не принесло ей облегчения.
Было уже светло, когда Мадлен проснулась. Лента солнечного света струилась из полуоткрытой двери. Чья-то заботливая рука тепло укутала ее одеялами, подоткнув их со всех сторон. Графа рядом не было.
Едва сообразив, где находится, Мадлен вспомнила события прошлой ночи. Невероятный кошмар! Девушка с трудом встала, открыла дверь своего убежища и осмотрелась. Графа не было видно и во дворе, и на одно ужасное мгновение она подумала, что покинута, но уже в следующее заметила его лошадь, щиплющую неподалеку траву. Значит, рано или поздно хозяин появится. Мадлен спустилась по тропке к берегу реки. Там она ополоснула лицо и вытерлась платком. Повернувшись, чтобы идти обратно, она увидела у себя за спиной графа. Лицо его было бледным, а под глазами лежали тени.
— Должен ли я принести извинения? — натянуто спросил он.
Она молча покачала головой.
— Думаю, мы оба были немного пьяны.
— Дело не только в этом, — ровным голосом продолжал де Ренье, — и мы оба это знаем. — Он устало потер глаза. — Вы с Филиппом… мы все думали… вы наводили нас на эту мысль… Уж мне-то, по крайней мере, вы могли бы открыться! — В голосе послышались обвиняющие нотки.
— Вас это совершенно не касалось! — сухо ответила она. — И потом, у Филиппа была своя гордость. Граф почувствовал себя еще более виноватым. Филипп просил его позаботиться о Мадлен. А он-то в первую очередь думал, что старик уговаривал его занять свое место любовника!.. Но Мадлен была чиста, и он не знал, радоваться этому или огорчаться. Конечно, ему импонировало то, что еще ни один мужчина не касался ее, но эта же чистота оставляла меньше шансов на то, что она примет предложение, которое он собирался сделать.