Люк не носил больше колец, на руках у него были мозоли, однако ногти его всегда были подстрижены и безупречно чисты. Как это глупо — любоваться мужскими руками, корила себя Мадлен, но ничего с собой поделать не могла. По правде говоря, она находила привлекательным в нем все, от блестящих темных волос до поношенных башмаков на ногах, и не она одна так думала. В Ванне Мадлен не раз ловила направленные в их сторону взгляды молодых женщин.
На некотором расстоянии от Ванна на перекрестке они увидели столб, указывавший дорогу на Кершолен.
Люк натянул вожжи и нахмурился, припоминая.
— Не это ли поместье принадлежало Филиппу? Которое он так и не продал…
— Да. — Мадлен пожала плечами. — Думаю, там и сейчас живет какой-нибудь его дальний родственник.
— Я не раз, проезжая мимо, хотел заглянуть туда, — произнес он, поворачивая фургон.
— Что вы делаете?
— Не откладываю на завтра то, что можно сделать сегодня, — ответил Люк. — Думаю, вам тоже хочется навестить это место.
Это был явно не тот случай, когда воспоминания детства желанны. Мадлен пыталась протестовать, но было уже поздно. Она жила в этой деревне ребенком, и почти все, что помнила о ней, вызывало в ней боль. По сути дела, она почти не знала счастья до встречи с Филиппом.
— Какая напрасная трата времени! — возмутилась она, но Люк сделал вид, что не слышит Мадлен.
Минут пятнадцать спустя они въехали в деревушку, состоящую из нескольких хижин, сиротливо ютившихся у барского дома. Здание было построено из серого камня, крутую крышу прорезали окна мансарды и высокие трубы. Все имело весьма запушенный вид. Ворота выгорели до блекло-серого цвета, а окна не первый год грезили о воде и тряпке. Несмотря на ранний вечер, вокруг не было никаких признаков жизни, за исключением пары тощих цыплят, копавшихся в грязи у стены. Люк затруднялся в точности определить, за что же так ценил это место Филипп. Правда, когда-то тут родилась Мадлен…
— Значит, здесь вы и родились, да? — Он остановил фургон.
— Не здесь, — сухо возразила она, — а в хижине за деревней.
— Не слишком привлекательное место.
— Филипп очень любил его, — обиделась Мадлен.
Он равнодушно пожал плечами, живо напомнив ей прежнего графа де Ренье.
— Убейте, не пойму, за что. Кермостен производит гораздо лучшее впечатление и гораздо больше пригоден для жизни. — Он повертел головой в разные стороны, оглядывая примыкающие земли. — Доход, который они дают, наверняка мал. Филипп не оказывал никакой поддержки арендаторам, держался только за поместье, которое на самом деле нужно было продать кому-нибудь, у кого нашлись бы время и деньги, чтобы вложить в эти земли.