Теодор не знал, куда деться от стыда.
— Негодный мальчишка! — прошипела София. — Магистр Жан-Альберт должен наказать тебя! Итак: это предложение находится в семнадцатой главе первой книги сентенций.
— Как так вышло, что вы все запоминаете? — спросил Теодор спустя какое-то время. — Магистр Жан-Альберт сказал, что он еще никогда не замечал такого дара у других людей, и поэтому нельзя исключать того, что...
София вытянула шею.
— Не смей говорить о моем даре злые слова! Ближайший доверенный короля, брат Герин, считает мою способность большим талантом, и будет лучше, если ты согласишься с его мнением, а не с мнением глупого учителя.
На какое-то мгновение в лице Теодора мелькнуло упрямство, то самое, с которым он когда-то пытался поднять меч и кричал, что хочет стать рыцарем.
— Ну хорошо, — сказал он, — как бы то ни было, никто не может точно определить, какую природу имеет ваш дар. Но только если бы я обладал таким же, я бы не стал тратить его на то, чтобы исследовать суть Бога. Я бы с гораздо большим удовольствием стал... лечить людей, так, как это делаете вы.
— Вовсе нет! — ответила София. — Теология — королева всех наук. И ты не должен заниматься ничем другим.
Глаза Теодора снова сверкнули, и он продолжал настаивать на своем.
— Но ведь намного полезнее, например, вылечить мою больную ногу! — продолжал он. - Тогда бы мне не пришлось больше ковылять...
— Вовсе нет! — снова крикнула София. — Когда ты будешь знать столько, сколько я, ты сможешь сам принимать решения. А до той поры твоей судьбой распоряжаюсь я. И если тебя это не устраивает, иди во двор и размахивай там мечом своего отца, пока он не убьет тебя.
Резким движением руки она дала понять, что на этом разговор окончен и она больше не желает слушать никаких возражений.
В начале нового года, незадолго до Павлова дня, София снова отправилась в королевский дворец. Она не видела брата Герина две недели, он не приглашал ее. Однако она решила, что между ними уже установилась определенная близость, чтобы она сама могла определять, когда им встречаться.
Промозглая стужа пробирала насквозь. Тонкий, скользкий лед на Сене в некоторых местах превратился в огромные глыбы, плывущие по серой воде. Обычно двери домов всегда были открыты, и проходящий мимо сосед мог заглянуть не только в мастерскую, где ткали холст, дубили кожу или забивал гвозди в ботинки, но и увидеть, как глава семьи колотит жену, а та выливает на голову незадачливого подмастерья содержимое ночного горшка. Сегодня же все двери и окна были закрыты тяжелыми коричневыми досками. С них свисали острые бесцветные сосульки.