Однако Аделина знала, что этого недостаточно, чтобы задобрить строгого и мстительного Бога. Каждое воскресенье она ходила в церковь, но вовсе не для того, чтобы послушать мессу. Она появлялась в церкви в тот момент, когда священник поднимает вверх просфору, потому что это мгновение, как известно каждому верующему, — самое благодатное в каждой службе и заменяет тридцать дней в чистилище. После этого она переходила в следующую церковь, чтобы пережить там то же событие, и часто, возвращаясь домой, удовлетворенно считала, на сколько дней сократила жуткое очищение, и была совершенно счастлива, когда получалось более сотни.
Однако оказалось, что существует место куда более страшное, нежели чистилище, в котором должны были подвергнуться пытке освобожденные на Небесах. Об этом она заговорила, выбежав с раскрасневшимися от волнения щеками к только что прибывшим Бертрану и Софии.
— Он не хочет крестить его! — визжала она. — Он не хочет его крестить! А мы ведь знаем, что некрещеные души детей попадают в Лимб! Там их ждут не злые демоны, чтобы мучить их и причинять боль, а мрак и холод. И маленькие дети никогда не будут петь песни с Божьими ангелами. И никогда не смогут взглянуть на Всевышнего!
Всхлипывая, она опустилась перед Бертраном, в то время как София настороженно принюхивалась к застоявшемуся воздуху
В домах богатых парижан воняло не так сильно, как в Любеке. Здесь было принято мыться каждый день, причем целиком (чего София, впрочем, терпеть не могла: нагота, даже ее собственная, напоминала ей о потном теле Гризельдис или теле Арнульфа, покрытом коричневыми пятнами). В доме Аделины дым смешивался с запахом пота и рвоты, а еще со сладковатым и в то же время гнилым запахом экскрементов маленьких детей.
— О, пожалуйста, помогите, не позвольте ему попасть в Лимб! Пусть это случится, когда будет угодно Богу, но только не теперь! Бертран смущенно смотрел на взволнованную сестру А София тем временем нашла место, где воздух застоялся больше всего. Это была скромная комнатка, пол которой не был покрыт плиткой, а стены не были обиты деревом. В хорошие времена это была детская, а сейчас — комната больных.
У Аделины Бриенской было трое сыновей, и все трое лежали в сильном жару. Разгоряченные тела были покрыты вишнево-красными пятнами, а потемневшие языки вываливались наружу.
— Все началось со старшего, — плаксиво объясняла Аделина, последовавшая в комнату за Софией. — И двое маленьких тут же подхватили это...
— Откройте все окна! Тут дышать нечем, — коротко приказала София.
— О нет! — воскликнула Аделина. — Все знают, что в комнате больного нельзя открывать окна. Разве вам не известно, что снаружи поджидают демоны, надеясь пробраться внутрь?